Начало декабря выдалось весьма примечательным и совсем не снежным. Со стороны могло показаться, что находишься и не в Москве вовсе, а где-нибудь в центре Европы, например. Днем, как правило, было не меньше плюс трех – плюс пяти, изредка шел дождь, а часто и вовсе бывало солнечно. Временами начинал падать мелкий редкий снежок. Но буквально на следующий день от этого снега не оставалось и следа. А ночью температура почти никогда не опускалась ниже нуля. В общем, конец октября с его европогодой вот уже больше месяца был поставлен на непрерывный repeat. Мнение народа по этому поводу кардинально разделилось. Одни радовались отсутствию снега и всех остальных атрибутов зимы, таких как сильный холод, мороз и гололед. А их оппоненты справедливо полагали, что у таких выкрутасов природы всегда есть побочные эффекты, в виде лютой зимы, являвшейся поздно, но и затягивающейся чуть ли не до начала мая. Прецеденты в истории уже имелись, и многие о них помнили.
Арина шла к своему дому на Ленинском проспекте. Дом находился на нечетной стороне Ленинского, в глубине дворов. И был со всех сторон как бы защищен и от шума проспекта, и от автомобильных выхлопов.
Подойдя к дому, она позвонила в домофон. Прозвучало уже пять долгих гудков, когда трубку взял младший сын:
– Да! Кто это?
И вот тут Арину прорвало. Поперек горла встал ком, в глазах начало темнеть, руки затряслись. Как она все это время скучала по своим мальчикам, отгоняя от себя все мысли о них в течение целого года! Как они выросли, наверное. А родители постарели…
– Да! Кто это? – продолжал спрашивать Марк.
Арина продышалась, но Марк уже повесил трубку домофона. Арина набрала номер еще раз, в этот раз подошла мама Арины:
– Я слушаю. Кто это? Кто там балуется с домофоном?
Сделав несколько глубоких вдохов, Арина, наконец, взяла себя в руки и смогла выдавить срывающимся голосом:
– Мама, это я. Открывай!
Послышалось сдавленное «ох», потом щелкнул замок входной двери. Арина потянула дверь на себя и буквально ввалилась в подъезд. На ватных ногах, не замечая консьержку, она вошла внутрь и на автомате нажала кнопку лифта. Поднимаясь, она посмотрела на себя в зеркало и увидела, что на лице блестят слезы. Вытерев их тыльной стороной руки, Арина, не придумав ничего лучшего, дала себе четыре смачные пощечины, которые привели ее в чувство.
Дверь открылась, и только она ступила прочь из кабины лифта, на нее налетели сыновья и мама, вокруг танцевала собака, и даже пугливые коты вышли встречать хозяйку. Поодаль стояли и улыбались муж и Аринин отчим. Наконец-то она была дома. Можно было хотя бы немного позволить себе расслабиться. Совсем чуть-чуть.
Возвращение оказалось странным. Если с детьми и с мамой ей достаточно было просто посидеть, обнявшись, а потом вспоминать все на свете, то в отношениях с мужем с самой их встречи все пошло не так. Он больше не понимал ее, как раньше, вел себя немного отстраненно. А ночью случился секс, от которого Арина не только не получила удовольствия, а, наоборот, ей стало совсем не по себе. Арина попыталась поговорить с мужем, но он отмахнулся от нее, сказал, что она все придумала. Арине начало казаться, что у мужа появилась любовница. Но она постаралась отогнать от себя такие мысли. Вечером второго дня, когда муж вышел на улицу, у Арины состоялся разговор, который многое объяснил.
Арина сидела за столом и держала кружку чая в руках. Мама готовила пышные сырники. Все блюда у мамы получались необычайно вкусными и красивыми. Арина нежно любила свою маму и ужасно скучала по ее домашней еде. Несмотря на то, что пережила ее мама, она была совершенно потрясающим человеком и чрезвычайно доброй женщиной. Лучшей мамы и бабушки сложно было придумать. Арина видела, как мама светится счастьем, но некая грусть не ускользнула от ее цепкого взгляда:
– Мам, скажи, у вас тут все в порядке было? Я вижу, что что-то не так. Ты слишком грустная, Мирон сам не свой. В чем дело?
– Да нет, ты здесь, все хорошо.
– Ма-ам!