Конец Антропоцена

– Ну хорошо, все равно нужно рассказать тебе! Где-то полгода назад к нам заявились товарищи из «Временной администрации взаимодействия с гражданами Москвы», в которую мы с тобой тогда ходили, помнишь? И сообщили о твоей возможной гибели. Что мы тогда пережили, не передать словами. Я поседела окончательно, Марк сначала безумно переживал, я думала, он что-нибудь с собой сделает. Мы около него дежурили постоянно, потому что страшно было. Роберт замкнулся в себе и почти ни с кем не разговаривал. Закрывался в своей комнате и не выходил оттуда. Дедушку нашего, я думала, инфаркт хватит – так он плакал. И Мирон тоже замкнулся в себе. Все корил себя за то, что тебе пришлось отправиться на фронт. Все поверить не мог, что тебя больше нет. Но мы с Марком знали, что ты жива, мы это чувствовали. Мы верили. И мы с ним договорились, что пока нам не предоставят доказательства твоей смерти, мы не будем верить, что тебя больше нет. Но в последующие несколько дней, нас лишили всех льгот по продуктам, лишили всех денег, положенных по закону, и лишили половины медицинских процедур. Так продолжалось два месяца. Мы продали все, что могли, чтобы оплатить процедуры для Роберта и Мирона в полном объеме. И продолжали все время ходить и делать запросы через комиссариат. А потом в один прекрасный день Марк спросил меня, почему мы все время делаем запрос через них. Что, сказал он, если сделать запрос через кого-то другого. И тогда мы написали запрос в новую структуру: Военный Следственный комитет – с просьбой проверить, жива ли ты. И если нет… Если это все правда, и ты погибла – предоставить нам официальную бумагу и тело. Заявление у нас принял молодой офицер. Он проникся симпатией к бабушке с внуком. И уже через неделю нас вызвали туда и сообщили, что ты жива. Вернули все льготы в полном объеме и даже назначили компенсацию, а офицер из комиссариата приходил еще и ругался на нас, что ему сделали выговор. Говорил, что вообще нам льготы не положены. Но Мирон все продолжал переживать, что ты на фронте, а он вынужден восстанавливаться здесь, в Москве. В безопасности и тепле.

– Ясно.

У Арины заиграли желваки. Она слышала, что такое могло происходить в провинции, но чтобы это происходило здесь, в Москве, под носом у начальства?

Через пятнадцать минут Арина позвонила «правой руке» Бейдера, своему другу и моральной опоре – Субботину. Он многих знал, и большинство вопросов через него можно было решить очень быстро. Объяснив ситуацию, Арина попросила у него список имен тех, кто был призван из района, в котором она проживает, одновременно с ней. Потратив на обзвон несколько часов, Арина вновь позвонила Субботину и попросила того приехать к зданию Военного Следственного комитета.

Арина знала, что Субботин – человек чести и редкий по характеру человек по сегодняшним временам. Он был из той редкой породы людей, которых нельзя было подкупить или же шантажировать. Просто не получится. Да, никто уже давно и не пытался этого делать. Поэтому, когда она объяснила всю ситуацию с офицером из комиссариата, Арина получила ровно то, чего и ожидала. Субботин полностью согласился с ее выводами, и они приехали к зданию Военного Следственного комитета.

Военный Следственный комитет занимал большое здание Первой Московской финансово-экономической академии на Калужской.

В общем-то, они могли занять любое здание в Москве, но приняли решение, что платный экономический ВУЗ сейчас вообще в столице не нужен. Учитывая же, что зданий этого ВУЗа в Москве было несколько, то никаких переживаний по этому поводу не возникло вообще.

Подходя к зданию, Субботин успел кому-то позвонить и на повышенных тонах о чем-то поговорить. Арина шла впереди, чтобы не слушать чужой разговор. Через некоторое время ее догнал запыхавшийся Субботин:

– Ух, что-то одышка пошла. Старый я стал, что ли? Либо просто вес сбросить надо. Короче, все нормально, я договорился. Нас сейчас примет прокурор по расследованию преступлений военных против военных. Я вкратце уже объяснил, но он хочет с тобой поговорить.

– Хорошо, конечно, поговорим.

Они вошли в здание. Внутри, видимо, еще не закончились ремонтные работы. Здание реконструировали под нужды сотрудников Военного Следственного комитета, так что в нем до сих пор ходили рабочие в грязных спецовках, стояли лестницы, повсюду были видны следы цемента.

Подойдя к стойке администратора, Субботин с Ариной представились, предъявили администратору свои документы и объяснили цель своего визита. После проверки их пропустили и указали кабинет, к которому следовало пройти.

Пройдя к указанному кабинету, на двери которого было написано: Корсуменко Р.И., – они остановились, прислонились спинами к стене. Им пришлось подождать минут пятнадцать, прежде чем из кабинета вышел помощник прокурора и пригласил их войти.

В кабинете было неуютно и пахло хлоркой. За большим столом, прямо перед Ариной и Субботиным, сидел прокурор, а чуть подальше, сбоку, у стены, сидел помощник прокурора. Субботин хотел представить себя и спутницу, но прокурор махнул рукой и сказал: