Конец Дракона

- Пойдем! - сказал он решительно. - Сейчас надену сумку - и пойдем…

Он потянулся к вешалке, где висел противогаз, и вдруг вцепился в спинку дивана.

- Голова кружится…

- Пройдет, - сказал жестко Генка. - Будешь копаться - нам ничего не останется.

- Сейчас… я сейчас… - Тимка снова потянулся к вешалке и, снова пошатнувшись, упал на диван.

- Не могу… Не могу… Я умру сегодня…

- Глупости! - крикнул Генка.- Если все умрут, кто будет защищать Ленинград? Вставай, вставай!

- Не могу… Возьми мой талон… принесешь… мне… Только ты скорее.

Он протягивал Генке талон и смотрел на него умоляющими глазами.

- Принесешь, да? Тогда я не умру… не умру…

- Ясно, не умрешь! Все принесу! И котлету, и гарнир, и хлеб, и конфету!

- Спасибо… Возьми в моем противогазе банку… из-под кофе… В нее много входит…

Генка положил в свою сумку высокую банку, подошел к печурке, сунул в нее остатки бумажных жгутов, подбросил плашек и, подняв воротник пальто, вышел из комнаты.

* * *

Путь от Пушкинской до Дворца пионеров занимал недавно у Генки не более восьми минут. По часам. Однажды, на спор с Тимкой, он прошел его за пять минут. Тимка проиграл ему тогда марку герцогства Люксембург. Теперь дорога казалась ему бесконечной.

Чтобы легче было идти, он стал думать о елке: какой она будет сегодня? Неужели такая же, как в прошлом году? До самого потолка? На макушке - рубиновая звезда? И вся сверху донизу перевита электрическими гирляндами? Впрочем, какие теперь гирлянды? В городе же нет электричества! И елки до потолка не может быть… Кто ее установит, такую громадину?

А вдруг на елке будут висеть пряники или мандарины? .. На прошлой елке в школе висели конфеты в серебряных и золотых бумажках…

Едва он подумал об этом, как голод обрушился на него с необоримой силой. «Есть! Есть! Я хочу есть! - кричало все в Генке.- Не надо мандаринов! Дайте мне хлеба! Хлеба! Хлеба!»

Приступ голода заставил его остановиться - ноги отказывались идти дальше. Генка испугался. Он понял, что голод его побеждает. «Не думай о еде! Не думай о еде! - приказывал он себе, шагая по снежной целине Невского. - Надо думать о другом. Почему нет писем от отца?» Последнее его письмо Генка помнит наизусть: «Все вы, ленинградцы, герои,- писал отец.- О ваших подвигах мы читаем в газетах. И ты, я уверен, герой».

Совершить подвиг - была заветная мечта Генки. Он не сомневался, что отец его вернется с войны героем. Иначе и быть не может! Но совершить подвиг в бою не так трудно. А как совершить подвиг в блокадном Ленинграде? Хорошо, если удастся напасть на следы диверсанта. Но у него, у Генки, нет никакого оружия. Даже финки нет. Правда, тетя Дуня - дворничиха - назвала его героем, когда он обезвредил две «зажигалки». Но разве это подвиг - столкнуть с крыши две вонючих «зажигалки»?!

Нет, видно, никогда не совершить ему настоящего подвига.

Он прошел мимо горящего здания. Оно горело уже третий день, но никто не тушил его: в городе не было воды.

Наконец показался Дворец пионеров. Впереди Генка заметил двух подростков. Должно быть, они шли на елку. Генка не мог понять, кто они - мальчики или девочки. А может быть, мальчик и девочка? Ничего не понять! У обоих на голове шапки-ушанки, на ногах - валенки не по росту, воротники пальто подняты, через плечо - противогазные сумки. Они отличались друг от друга только ростом. Один - коротышка, другой - долговязый.

Генке казалось, что ребята идут очень медленно. Он захотел догнать их. Но, удивительное дело, как он ни старался, расстояние между ними оставалось то же. Тогда Генка понял, что он идет так же медленно, как и они.

На Аничковом мосту Долговязый поскользнулся и упал на спину. Коротышка пытался поднять его, но ничего не получалось: не хватало сил. Издали можно было подумать, что ребята дурачатся.

- Помоги, - сказал Коротышка, когда Генка поравнялся с ними.

По голосу Генка догадался: Коротышка - девочка; вдвоем они подняли Долговязого, и тот, оказавшись на ногах, произнес только одну фразу:

- Скорее. Без нас все съедят…

Остаток пути они прошли молча. Лишь в холодном вестибюле Дворца пионеров Долговязый мечтательно произнес:

- Котлету дадут… И чай с конфетой…

… Елка стояла в зале второго этажа. Собралось уже много ребят, но никто не бегал, не шумел, не смеялся. В пальто, валенках, шапках школьники молча толпились вокруг елки. Елка была большая, но верхняя часть ее оказалась не украшенной. Только у самой вершины висела большая прозрачная сосулька. И она не таяла…

В залу вошел гармонист в ватнике и перчатках. На голове его красовалась потертая папаха.

- Что будем петь, красавцы-молодцы? - спросил он неестественно веселым голосом. И, не дожидаясь ответа, растянул мехи, притопнул ногой и крикнул:

- И-и-и два! Начали!

В лесу родилась елочка,В лесу она росла…

«Дурак! Какую чепуху поет!» - раздраженно подумал Генка.

Никто не подхватил песню, никто даже не посмотрел на затейника. Глаза ребят были устремлены на елку. Они искали «съедобные» украшения. Но всюду глаз натыкался на сверкающие шары и шарики, на картонные игрушки, на ватных балерин и зверят…