Конец фильма

— Старая дура! — Грязнов бросил коробку с пленкой на заднее сиденье и стал щелкать кнопками мобильника.

— Не скажи… — мягко возразил Морозов. — Я ее как раз понимаю. Когда молодые подпирают, старикам нужно быть безупречными. Ты что — столько пленки в браке…

— Алло, это я! — Денис привалился к нагретому солнцем капоту. Щербак, ты? Скажи Самохе, пусть возьмет кого-нибудь, кто у нас свободен, и дует на «Мосфильм». Тут посторонний заходил в цех обработки пленки…

— Не киностудия, а проходной двор, — теперь уже согласился Морозов.

— Надо поспрашивать, может, кто видел. Если получится, составить фоторобот. Да, что там у тебя с кассетой? А молотком пробовал? В мастерскую? Сам отвез? Только утром? Ну и работнички! Ладно, передай Самохе и — отбой.

— Ты про Максимова не забудь, — сказал Морозов.

— Максимова я обязательно покручу. Но сейчас это главное. — Денис кивнул на коробку с пленкой, спрятал мобильник в карман и посмотрел на Морозова так, будто искал у него последней защиты. — У нас там столько дел висит, а я ничем другим заниматься не могу. Физически.

— Это бывает.

— И совершенно не знаю, что делать дальше…

— Начни с экспертизы, у тебя же есть связи.

— Я не об этом… Вообще…

— Плыви по течению, вынесет. Главное — не торопись. Ага?

— Ага…

Денис заметил Елену лишь тогда, когда она начала стучать в окно задней двери его машины.

— Задумался… — сказал он, когда Лена села рядом с ним. — Только я не домой. Но до метро подброшу.

— А можно я просто с тобой покатаюсь?

— Можно…

— Понимаешь, я сегодня все свои дела сделала, и теперь…

— Я все понимаю.

Он не сводил взгляда с ее ярко-белой кофточки. Ему всегда казалось, что для траура приличествует какая-то другая цветовая гамма.

На набережной они застряли в пробке. Видимо, где-то впереди была большая авария.

— Мою работу на фестиваль отправляют… — сказала Лена.

— Куда?

— В Бад-Штрасбург.

— Это где?

— В Германии.

— Когда?

— Через две недели. Варшавский завтра летит, там кинорынок открывается. А у меня паспорта заграничного нет.

— Почему?

— Старый закончился, а новый не успела сделать. Все так неожиданно.

— Да уж… Что-нибудь придумаем, у меня в ОВИРе знакомый работает.

— Было бы здорово… Но я не для этого про фестиваль…

— Перестань.

Взгляд Грязнова остановился на большом придорожном плакате, который рекламировал бензин какой-то нефтяной компании.

— Плыви по течению… — тихо сказал он.

Дверь долго не открывали. Наверное, просто не слышали звонка. До Дениса отчетливо доносились детские крики и громкая музыка. Наконец на пороге появилась толстая женщина в халате и чалме, сделанной из полотенца.

— Здравствуйте, моя фамилия Грязнов.

— Проходите. — Хозяйка пропустила Дениса в прихожую. — Тапочки сами выберете, какие больше понравятся. Только я очень вас попрошу. Эдуард Николаевич болеет, так что вы не долго.

Музыка зазвучала еще громче. По коридору с гиканьем промчались четверо мальчишек с игрушечными пистолетиками в руках. Они играли в войнушку.

— Мам, а чего папа не хочет, чтобы мы его в плен брали? — заканючил самый младший из них.

— Отстаньте от папы, ему плохо.

— Он умрет? — Радостная мордашка мальчишки сделалась плаксивой. Так быстро настроение может меняться только у маленьких детей.

— Не говори глупостей! Иди играй! — Женщина распахнула перед Грязновым дверь в комнату.

Лидский лежал в кровати, укутанный теплым одеялом. Вокруг горла шерстяной шарф, на лбу — грелка.

Следователей по особо важным делам Московской городской прокуратуры тоже иногда валит с ног банальный грипп. А следователем Эдуард Николаевич Лидский был классным, — во всяком случае, именно так Грязнов-старший отзывался о своем старинном приятеле. Приятель этот был настолько старинным, что его домашний телефон удалось отыскать не без труда. Зато на встречу с «племяшом» Славы Грязнова Лидский согласился сразу, несмотря на свой недуг.

— Добрый вечер, Эдуард Николаевич…

— Привет… — Лидский вытянул из-под мышки термометр.

— Сколько?

— Тридцать восемь и семь. Это заразно, так что близко не садись… Дай я на тебя посмотрю.

Денис сел на краешек стула. Музыка продолжала грохотать.

— Совсем не похож, — через какое-то время констатировал Эдуард Николаевич. — Рыжий, смотри-ка. Ты-то почему рыжий?

— Так получилось.

— Давненько мы с твоим дядькой не встречались… Он мне что-то в двух словах пытался объяснить…

— Двух слов не хватит.

— Это я уже понял. Ну где твой сценарий?

— Не мой. Его мой товарищ написал. — Грязнов вынул из портфеля рукопись сценария.

— Не возражаешь, если я попозже прочитаю, когда полегчает?

— Да, конечно…

— Нет, все-таки любопытно, дай сюда. — Лидский приподнялся на локте, взял сценарий. — Окно приоткрой.

Денис отдернул штору.

— Там очки где-то должны быть.

Очки лежали на подоконнике.

— Хоть кто-то в этом доме за мной поухаживает… — Шевеля губами, Лидский быстро пробежался глазами по странице, после чего откинул голову на подушку: — Тяжело… Буквы двоятся… Это детектив?

— Ну, скажем… — Денис задумался. — Детективная драма с элементами триллера. Восемь серий.

— А то, о чем ты подумал, в какой серии?

— На этом, собственно, весь сюжет держится…

— Может, вслух почитаешь?