Читаем Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде полностью

Мы подчеркиваем, что считаем ошибкой обсуждение всего этого вопроса в целом в плоскости одних только хозяйственных интересов той или другой издательской организации. Если мы настаиваем на том, чтобы музыкологические произведения Роллана издавались только нами, то мы меньше всего думаем о материальных выгодах и боремся не только за свои права, но и за свои обязательства перед Ролланом. Его воля выражена ясно: он передал нам ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ право издания его сочинений в СССР; он дал определенное общественное назначение всему своему гонорару за наше издание; он заявляет, что его музыкологические произведения составляют «сердце» его творчества; он требует, чтобы они были включены в собрание его сочинений, выпускаемое нами под непосредственным его наблюдением и по выработанному им самим плану, он не желает, чтобы они выпускались вне нашего собрания и другим Издательством.

В виду этого мы протестуем против выпуска Вами этих произведений, как против прямого нарушения воли дружественного нашему Союзу иностранного писателя.

Там же

При этом издательство хорошо поняло советский язык Музгиза, сообщавшего, что задача подготовляемого ими издания — представить работы Роллана о музыке «с соответствующими критическими замечаниями, которые имели целью надлежащую ориентацию читателя» (письмо Музгиза «Времени» от 11 апреля 1932 г.), и тут же обратилось к московскому музыковеду B. C. Пшибышевскому с просьбой снабдить подготовленные «Временем» переводы книг Роллана «Бетховен. Творческие эпохи» и «Гете и Бетховен», составившие 15 том, «критическим предисловием и послесловием и, может быть, примечаниями, поясняющими советскому читателю марксистскую точку зрения на трактуемые в книге вопросы» (письмо от 29 мая 1932 г.; этого предисловия в изданном томе нет). Кроме того, стремясь, вероятно, опередить Музгиз, «Время» в самом конце 1932 года выпустило 15 том, в который вошли «Гете и Бетховен» (пер. А. А. Смирнова) и «Бетховен. Великие творческие эпохи» (пер. М. А. Кузмина) в обход 14-го тома и невзирая на предупреждение писателя, что «этот „Бетховен“ — первый том серии („Великие творческие эпохи“), работу над которой я рассчитываю возобновить со следующей зимы. Как же вам удастся включить эти тома позднее в ваше издание?» (письмо Роллана «Времени» от 30 апреля 1932 г.). «Время» постаралось закрыть Музгизу возможность выпуска конкурирующего перевода исключительным качеством собственного издания (том был необычайно богато иллюстрирован, подбор оригиналов для иллюстраций выполнил Э. Ф. Голлербах) и большим для своей довольно специальной тематики тиражом (13 000 экземпляров)[764]

.

Одновременно с конфликтом с Музгизом в 1932 году «Время» вынуждено было бороться с аналогичным и столь же безапелляционно высказанным желанием ГИХЛ выпустить отдельным изданием политические статьи Роллана, прежде всего планировавшееся им продолжение эссе «Прощание с прошлым», которому «Времени» удалось противопоставить выпуск сборника публицистических статей Роллана «На защиту Нового Мира» (см. об этом выше). Что касается 18-го тома собрания сочинений, включавшего публицистические статьи, то материал для него был получен «Временем» зимой 1933/1934 гг. и, вероятно, в значительной степени переведен, однако выпущен был уже Гослитиздатом в 1935 году под общей редакцией А. В. Федорова. Впрочем, подведение итогов послевоенной интеллектуальной эволюции Роллана — продолжение «Прощания с прошлым», которое вышло по-французски в 1935 году под заглавием «Пятнадцать лет борьбы (1919–1935)» — в гослитиздатовский том включено не было, поэтому он, в отличие от томов, которые выпускало «Время», оказался лишен той актуальной синхронизации с эволюцией писателя, к которой стремилось в своей работе «Время».

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука