Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Дорогая тов. ЛОПУШКО.

Вы пишете нам: «если не примете (стихи — В.Н. <комментарий консультанта>), то и последняя почва уйдет из под моих ног и жизнь моя покроется мраком безнадежности и горя». Стихи Ваши еще очень слабы. Напечатать их нельзя — но тем не менее, предаваться во власть «безнадежности и горя» Вы не имеете никакого права. Переберем по порядку все Ваши произведения — какие темы и настроения мы в них находим. Сожаления о неудавшейся жизни, описания природы, стихи о забитых жизнью людях («Малютка», «На базаре»). Тема страдания от бытовых неполадок — основное, что проникает все Ваши стихи. Наиболее совершенное выражение она получает в стихотворении «Как скучны, как нудны вы, дни безстрадные». Здесь Вы пишете:

Точно от мира меня оторвали

Все эти тряпки и штопки,Как в цепи стальные меня заковалиКухня и печные топки.Сбросьте с меня это рабство презренное

Душе моей дайте свободу,Какие стихи и статьи вдохновенныеСоздам я родному народу.

Перед нами, что называется, «вопль души» человека, измученного своей жизнью.

<Без даты>(ед. хр. 236, л. 3).

Судя по письму консультанта, тов. Лопушко — замужняя женщина, более того у нее «подросший мальчик» «школьного возраста». В этом смысле она тоже не типична. В других письмах «студенток» не чувствуется обремененности бытом и детьми. Между тем приведенный документ интересен не только и, может быть, не столько эмоциональным фоном, сколько тем, что в нем раскрыт важный социально-экономический мотив, который побуждал к творчеству массы рабочей молодежи. Очевидно, что жаждущая эмансипации т. Лопушко хотела избавиться от изнурительного повседневного труда — от печальной участи домашней хозяйки, и именно это заставляло ее так настойчиво добиваться статуса поэтессы.

Экономические мотивы начинающего писателя

Желание стать писателем, чтобы освободиться от тяжелого плохо оплачиваемого труда и изнуряющего быта в письмах проявляется довольно часто. Время от времени — с особенной откровенностью. Многие начинающие рассматривали обучение литературе как серьезное и рискованное вложение собственных крохотных капиталов и хотели заранее получить хоть какие-то гарантии в том, что деньги да и само время, которым они совсем не располагали, будут потрачены не зря.

Наряду с проблемой: «…Как плотится писателям и сколько. <…> пишу стихи. Уже есть прин<ятые> в печать но цена неизвестна» (П. И. Петровский, Псковский округ, 1931 г.; ед. хр. 245, л. 22), вопросы: «Может-ли каждый, при желании и упорной работы над собой, научиться писательскому мастерству?» (И. К. Гинтовт, БССР, г. Полоцк, 1934 г.; ед. хр. 247, л. 5); «Я пишу стихи, но я малограмотный. Учился я всего пять лет могу ли я книгами или в литературной кружке выдти т. е. сделаться хорошим зрелым писателем или нет?» (Григорий Павлович Коршунов, 06.11.1930, Московская область; ед. хр. 243, л. 28–28 об.) — были актуальны из чисто практических соображений.

Выражение денежных притязаний консультанты не приветствовали, а открытое нарушение негласного запрета на обсуждение экономических условий жизни писателей осуждали. Согласно предлагаемой читателям риторической модели, стремление писать должно обусловливаться идеологически и быть бескорыстным, — это само по себе награда. Показателен такой обмен репликами между читателем и консультантом. Читатель Домрачев пишет: