Конец Пиона

Машина, в которой они ехали, долго плутала по заваленным снегом улицам, пока не выехала на загородное шоссе. Дорога заняла немного времени. Они вошли в небольшой дом, где уже был накрыт стол.

– Как в отношении баньки? – спросил его сотрудник НКВД, а затем, немного смутившись, представился. – Капитан государственной безопасности Дронов Аркадий Павлович. Можно просто Аркадий.

Он протянул Александру свою суховатую ладонь.

– Баня подождет, сначала дело, товарищ капитан.

Тарасов долго рассказывал Дронову о разведывательной школе, давал характеристики преподавателям и инструкторам, в мельчайших подробностях доложил о «Лесниках», о явках, о связных, через которых они поддерживают связь с резидентом.

– Погоди, Тарасов, не спеши. Ты и так мне наговорил столько, что мне не спать всю ночь, готовя доклад в управление. С тобой хочет поговорить один человек. Кто он такой, ты догадаешься сам.

Капитан вышел из комнаты. В эту минуту в помещение вошел мужчина в штатском костюме. Не представившись, он сел на диван, стоявший в углу комнаты, и начал задавать Тарасову вопрос за вопросом. Александр в какой-то момент понял, что начался допрос. Чувство обиды стало потихоньку заполнять его изнутри. Вопросы сыпались один за другим, иногда они повторялись, и он снова и снова рассказывал этому человеку одно и то же.

– Извините, я не знаю, кто вы по званию, но вы меня спрашиваете об этом уже в седьмой раз. Разве вам не достаточно моих ответов?

– Здесь вопросы задаю я, – жестко ответил мужчина, – и только я решаю, сколько раз мне задавать тот или иной вопрос.

Теперь Александр понял, что этот мужчина из контрразведки и сейчас путем неоднократных вопросов и ответов пытается понять, кто сидит перед ним: враг или друг.

«Не верят, – сверлило в мозгу у Тарасова, – считают меня двойным агентом».

Последовал новый вопрос. Тарасов посмотрел в глаза мужчины и промолчал.

– Вам непонятен мой вопрос? – переспросил мужчина.

– Дайте мне отдохнуть, я очень устал от всего этого. Если вы считаете,

что я работаю на немецкую разведку, арестуйте меня и расстреляйте.

Мужчина засмеялся. Его смех был похож на бульканье в канализационной трубе.

– Арестовать и расстрелять вас, Тарасов, мы всегда успеем. Для нас главное понять, кто вы и с каким заданием прибыли к нам в город?

– Я уже доложил об этом капитану Дронову.

– Не нужно вставать в позу, это только усугубит ваше положение.

Мужчина встал со стула и направился к двери.

«Неужели действительно не верят? Или просто проверяют? – подумал Александр. – С другой стороны, все правильно. Идет война, и люди хотят разобраться».

В комнату вошел Дронов. Посмотрев на Тарасова, он сразу понял, в каком состоянии тот находится.

– Не нужно обижаться. Ты – взрослый человек и должен все понимать правильно. Я уезжаю в Москву дня на три. Ты поживешь здесь. С тобой останутся два наших сотрудника. Это так, на всякий случай. А теперь поешь и отдыхай.

Он вышел из комнаты. Александр молча сел за стол и начал ужинать.

***

Несмотря на смертельную усталость, сон не шел к Тарасову. Александр ворочался с одного бока на другой в надежде заснуть. Вдруг у него промелькнула мысль, которая напугала его.

«А если они решат, что я – предатель? Мало ли что? Ведь этот мужчина, задавая мне один и тот же вопрос, похоже, пытался поймать меня на противоречиях. Как же я сразу об этом не подумал. Нужно внимательно следить за своими ответами».

Он встал с кровати и подошел к окну. В свете фонаря он заметил, что на улице идет снег. В этот момент он почему-то вспомнил жену и ребенка.

«Как они там без меня? – подумал он. – Дочка, наверное, уже забыла, как я выгляжу. Ребенок быстро все забывает, и любой человек, который хорошо относится к нему, может заменить ему родителей».

В груди что-то защемило, и к горлу подкатил комок. Глаза защипала скупая мужская слеза. Он смахнул ее и снова посмотрел на медленное кружение снежинок. Пошарив по тумбочке, он нащупал портсигар. Достав из него папиросу, он размял ее и закурил. Кто-то за дверью громко засмеялся. Смех был таким заразительным, что Тарасов невольно улыбнулся. Присев на край кровати, он докурил папиросу и, загасив ее в пепельнице, снова лег. Усталость все же сморила его, и он не заметил, как задремал.

Какое-то внутреннее предчувствие словно толкнуло его в бок. Он открыл глаза. В комнате было еще темно, но за дверью уже вовсю кипела жизнь, доносились мужские голоса.

«Что принесет мне этот день? – подумал он. – Опять начнется проверка? Да, Бог с ними, пусть проверяют. Ему бояться нечего. Он честно выполнил поставленную перед ним задачу, попал в разведшколу и доставил важную для разведывательного управления информацию».

– Эй! Давай, выходи! – произнес сержант с темно-синими петлицами. – Вот, возьми, надень.

Он швырнул ему сапоги. Это была не его обувь. Видимо, пока он дремал, охрана забрала его хромые офицерские сапоги. Тарасов нагнулся и, подняв их, начал натягивать на ноги.

«Значит, пока не расстрел, – подумал он, – а иначе, зачем сапоги? Кто сказал, что меня должны расстрелять? Все будет хорошо, люди здесь неглупые, разберутся».