Конец пути

- У тебя просто духу не хватит поверить, - съехидничала Ренни.

- И у меня не хватит, и у тебя не хватит, даже под прицелом.

- Давай мели, - заявила Ренни. - А мне плевать.

- А еще я не думаю, что Джо хоть что-нибудь знает.

- И плевать.

- Он ведь не станет сидеть с мрачным видом. Он хлопнет дверью, и все дела.

- Это тебе так кажется. Мы слишком тесно связаны. Я вообще в толк не возьму, и чего я, собственно, паниковала: да разве такая вот малость может нам с Джо помешать? Для этого нужен кто-нибудь посильнее, чем ты, Джейк. Ты же ничего про нас, про Джо и про меня, не знаешь. Ничегошеньки.

- Я уже говорил тебе в прошлый раз, чтобы ты послала его к черту.

- Я еще, может, вас обоих пошлю к черту.

- Замечательно, девочка моя, но когда будешь приводить приговор в исполнение, не забудь про его коронный хук левой.

Эта моя последняя фраза протрезвила ее стакана на три, не меньше.

- Не думаю, что Джо еще когда-нибудь меня ударит, - серьезно сказала она.

- Тогда скачи скорей домой, пока ты под мухой, щелкни его по носу и скажи, что не станешь больше принимать всерьез всякую чушь вроде вашей с ним половой жизни, - предложил я. - Скажи ему, что все проблемы оттого, что он слишком много думает.

- Джейк, он больше не станет меня бить. Никогда.

- Он свернет тебе к чертовой матери челюсть. Только скажи ему, что он ведет себя как школьник! Он дух из тебя вышибет, и ты это прекрасно знаешь. Ну, давай, я составлю тебе компанию. Если ты права, ка-ак мы все начнем тут хохотать, и фыркать, и утирать друг другу сопли. А потом соединим по-братски руки, и все наши беды прикажут долго жить.

Ренни окончательно протрезвела.

- Я тебя ненавижу, - сказала она. - Ты ведь даже на минуту не дашь мне побыть хоть вполовину, хоть чуточку такой счастливой, как раньше. Даже и притвориться счастливой я не имею права.

И (mirabile dictu[13]

) едва она помрачнела, как я был исцелен - ее былая легкость перешла ко мне, и я налил себе еще стакан мускателя.

- Вот теперь ты доволен, да? - почти навзрыд.

- Н-да, хорошо быть извращением. Мне правда очень жаль, Ренни.

- Ты правда счастлив как задница! - сказала она, мотая головой из стороны в сторону.

Но такие случайные приступы бодрости у Ренни и такая ненужная жестокость с моей стороны бывали нечасто. Как второй ее визит не был похож на первый, так и третий (и последний в сентябре) ничего общего не имел со вторым. К этому времени я уже достаточно увлекся образовательным процессом, и причину моих настроений все чаще и чаще следовало искать в аудитории. В тот день, в последнюю пятницу сентября, я был проницателен, изобретателен, остер как бритва просто потому, что с утра у меня была грамматика и объяснял я правила управления падежными формами местоимений: редкостное чувство благоденствия и ясности, если и не прямо-таки просветления, приходит к человеку, когда он может не только сказать вслух, но и понять от и до, что местоименное дополнение ставится при переходном глаголе в родительном падеже при отрицании или при указании на часть предмета, во всех же иных случаях правомерен исключительно винительный падеж. Я поделился данным наблюдением с полной аудиторией юных ученых и торжественно подвел черту.

- «Я могу принять решение, а могу и не принимать никаких решений»! Вопросы есть?

- Эй, послушайте, - раздался вдруг голос нарушителя спокойствия - в заднем ряду, где же еще, тот самый стервец, которого я уже пообещал себе непременно завалить за наглость на первом же зачете, - а что появилось раньше - язык или учебник по грамматике?

- Что вам угодно, Блейксли? - спросил я, отказываясь принять участие в игре по его правилам.

- Ну, у меня такое ощущение, что люди научились говорить куда раньше, чем принялись писать учебники, а задача учебников - объяснить, каким таким образом разговаривают люди. Вот, например, если моему соседу по комнате звонит по телефону приятель, я его потом спрошу: «Чего он хочет?» И любой здесь в аудитории спросит точно так же: «Чего он хочет?» Я готов поспорить, что девяносто процентов населения вообще в этом случае скажут: «Чего ему надо?» И никто, совсем никто не сформулирует вопрос: «Что, собственно говоря, ему угодно?» Спорим, даже и вы так не скажете? Оно ведь и звучит как-то странно, разве не так? - Аудитория осклабилась. - А поскольку предполагается, что у нас демократия, так раз уж никто кроме горстки ученых чудиков никогда не скажет: «Что, собственно говоря, вам угодно?», зачем притворяться, что мы все идем не в ногу, а они - в ногу? Почему не поменять правила?

Вылитый Джо Морган: дорожки следует прокладывать там, где ходят люди. Я возненавидел его всеми фибрами души.

- Мистер Блейксли, вы ведь, должно быть, едите жареного цыпленка руками?

- Чего? Да, конечно. А вы - нет?

Класс, увлеченный дуэлью, захихикал, но после этой его последней откровенно хамской выходки они уже не так однозначно болели за нахала Блейксли.

- Ну а бекон за завтраком? Руками или вилкой, мистер Блейксли?