Вследствие отсутствия у отряда боевых и продовольственных припасов, а у его руководителей надежды пробиться через город с одним холодным оружием в руках решено было сдать хозяевам здания имевшееся в отряде оружие на сохранение; отряд же, разбившись на небольшие кучки, должен был выйти из здания и разойтись.
Так печально закончилась мысль об удержании остатками правительственных войск в своих руках последнего оплота прежней власти в столице.
Генерал Хабалов продолжал оставаться в Адмиралтействе и там был арестован ворвавшейся в здание толпой.
В ЧЕМ ВЫРАЗИЛАСЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ В СМУТНЫЕ ДНИ
В понедельник 27 февраля в Петрограде стал известен выпущенный накануне председателем Совета министров указ о прекращении сессии Государственной думы.
Таким образом, у нас правительство систематически поступало обратно тому, что было принято в практике западноевропейской государственности. Там в тяжелые минуты жизни государства искали поддержку у народных избранников. У нас же существовало явное стремление как можно скорее отделаться от таковых, точно эти избранники являлись врагами своей Родины!
Роспуск Государственной думы глубоко взволновал все столичное население, в большинстве верившее в то, что в данных условиях только Дума может спасти положение и внести в умы успокоение.
Вследствие этого роспуск Государственной думы возымел обратное действие, и прямым результатом указа о прекращении ее занятий явился быстрый рост авторитета Государственной думы и усиленная агитация в пользу сосредоточения в ней всей полноты государственной власти.
Одно время казалось, что названная Дума и есть именно то государственное учреждение, которое призвано и способно стать правящим центром страны.
Возможно, что, если бы Государственная дума нашла в себе силы объявить себя Учредительным собранием, Россия могла бы быть спасена, но события в действительности потекли по другому руслу.
Государственная дума оказалась также неподготовленною к тому, чтобы в решительную минуту стать в центре ответственных событий. Председатель ее М. В. Родзянко, который принадлежал к вполне лояльной партии «17 октября», осведомившись о роспуске Думы, не взял на себя лично никаких решений и лишь наскоро собрал в своем кабинете представителей большинства парламентских фракций. Перед собравшимися был поставлен вопрос: «Как быть дальше при наличии создавшихся условий и может ли Государственная дума не подчиниться царскому указу и этим стать на революционный путь?»
Ответ на вопрос, сформулированный подобным образом, получился отрицательный. Участники совещания признали Государственную думу распущенной, но членам этой Думы от имени председателя предложено было из столицы не уезжать. Вместе с тем решено было немедленно собраться членам Думы в частное совещание. На этом совещании частный характер очень подчеркивался, было, однако, принято весьма важное решение, как будто противоречившее основной позиции Думы: считать себя распущенною, образовать из наиболее популярных членов Думы… Временный комитет членов Государственной думы. Комитет этот был составлен из 12 лиц, принадлежавших к главнейшим думским фракциям, и после некоторых колебаний он принял на себя задачу по «восстановлению государственного и общественного порядка».
Решение это, несомненно, обусловливалось бездеятельностью правительства, которое не подавало никаких признаков жизни и, как мы уже знаем, в этот же день, 27 февраля, признало себя даже вправе ходатайствовать перед царем о выходе в отставку…
Наэлектризованные событиями, народные толпы, исчислявшиеся многими тысячами людей, полились в этот же день из разных концов города к Таврическому дворцу, чтобы найти здесь точку опоры для своих неорганизованных действий.
Найдись сильная воля, и, возможно, человек, ею обладавший и ее проявивший в надлежащем направлении, мог бы повести толпу за собою.
Но такого человека в Думе не оказалось. Наиболее видной фигурой в эти дни являлся, несомненно, М. В. Родзянко, занимавший пост председателя Государственной думы. На него и были обращены взоры как со стороны примкнувших к движению, так и со стороны правительства. «Надо сговориться с Родзянко» — так говорили в лагере обеих сторон. И действительно, человек этот искренно болел за Россию и понимал ее скорбь. Родзянко импонировал своим положением и своею внешностью; он умел громко и смело говорить слова, гордо звучавшие и приличествовавшие его сану как председателя высокого собрания народных избранников. Но, к сожалению, человек этот не обладал ни необходимым характером, ни, как мне думается, должной широтой ума, чтобы решиться взять в свои руки то движение, которое в первые дни революции тянулось к нему. Его природное благоразумие выразилось лишь в том, что, не чувствуя необходимых в себе данных, он постепенно отошел в сторону.