Конец российской монархии

Познакомившись с Распутиным, она обожествила его, особенно после случая, когда, будучи искалеченной во время железнодорожной катастрофы, была приведена в сознание его голосом, в который Распутин постарался вложить все свое магнетическое влияние.

В лице Вырубовой Распутин приобрел безгранично преданного ему человека, которым он широко пользовался для проведения при Дворе своих желаний и планов.

Императрица, Вырубова и Распутин образовали без предварительного между собою сговора тесный, неразрывный триумвират, в котором главную роль злого гения играл Распутин. Вырубова исполняла роль граммофонной пластинки, императрица же — резонатора, неотразимо действовавшего на безвольного императора.

Главная опасность созданного положения заключалась в том, что названные три лица хотя из разных побуждений, но подходили к каждому делу, попадавшему в луч их зрения, только со стороны частных, а не государственных побуждений. Распутин заботился лишь о сохранении и укреплении собственного положения; Вырубова, верившая в божественное призвание явленного «старца», ставила себе целью охранение его жизни и влияния для счастья и благополучия обожаемой ею царской семьи, а императрица, отождествлявшая благоденствие России с идеей самодержавия, заботилась более всего об укреплении власти своего мужа, долженствовавшей впоследствии перейти к ее сыну.

Для достижения этих целей все три члена названного рокового триумвирата сошлись в довольно элементарном средстве, заключавшемся в том, чтобы на все сколько-нибудь ответственные посты в государстве ставить своих людей.

Можно представить себе, кто именно взбирался наверх под лозунгом «своего человека»…

Одною из типичных фигур, служивших для связи упомянутого триумвирата с «миром», являлся известный авантюрист того времени князь Андронников, называвший себя почему-то адъютантом Господа Бога. По-видимому, этим он хотел подчеркнуть свою якобы независимость от «сильных мира сего».

Маленький, шарообразный сырой человечек, на семенящих, коротеньких ножках, с вечным портфелем под мышкой, в котором, говорили сведущие люди, лежали только старые газеты. Такова была внешность этой знаменитости. Его можно было встретить в приемных всех министров и других высокопоставленных лиц требующим внеочередного доклада о себе, хотя сам он занимал очень скромное место чиновника особых поручений то в том, то в другом министерстве. И хотя в глубине души Андронникова глубоко презирали, но самые глухие двери обычно перед ним раскрывались.

При невидимом его содействии свергались не подходящие к обстановке лица и проводились к власти новые люди. Лично у меня в служебном кабинете Андронников был только один раз, чтобы предупредить о предстоящем удалении от должности начальника Генерального штаба генерала Мышлаевского[143], мирно лечившегося в это время в Виши. Зачем я был посвящен в эту тайну, мне так и осталось неизвестным.

Будучи человеком без средств, он, по рассказам, жил, однако, ни в чем себе не отказывая. Восходившим светилам он подносил дорогие иконы, а их женам — цветы и конфеты. Занимал хорошую квартиру, служившую местом для нечаянных якобы встреч, особенно с Распутиным и другими нужными людьми.

По Петербургу ходил рассказ, что в его кабинете висело два телефонных аппарата, из коих один без соединения с сетью. Ведя в непринужденных тонах мнимые беседы с «власть имущими» по этому недействовавшему на самом деле аппарату, он успешно мистифицировал тех, кто искал у него помощи по разным делам. Вызвать по этому аппарату и продемонстрировать душевную беседу с любым министром было для него делом одной минуты.

Но в делах он нередко достигал и положительных результатов. Бюрократические сферы его опасались, и, пользуясь этим, он успевал проводить свои по большей части довольно темные делишки. Отказы были редки, ибо за ними наступало жестокое мщение из-за угла. Прекращение посещений Андронникова было почти всегда довольно верным признаком скорого падения того лица, которого стал обходить этот юркий человечек.

Несколько строк я уделю, еще третьему безответственному лицу — капитану 2 ранга в отставке Боткину. Этот господин стал прочно на ноги лишь к концу 1916 г. и потому не успел развернуться в заметную величину. Но задатки у него были большие.

Упомянуть о нем меня заставляет опасение, как бы личность эта, не приобретшая широкой известности, не затерялась и не исчезла вовсе из воспоминаний современников о тяжелом прошлом.