Идея съездить к отцу пришла в голову накануне, когда жизнь висела на волоске. Правда, пока он находился между небом и землей, поездка в Дубечки воспринималась, чуть ли не как возвращение в библейский Эдем, который у каждого, вероятно, свой. Теперь, когда небо над головой стало относительно безоблачным, затея приобрела привкус школьной истории о Владимире Ильиче, скрывающемся в своем шалаше от агентов охранного отделения.
– Что будем делать, земляки? – прервал его размышления Волына. Мимо проплыл дорожный указатель, сообщавший белым по синему, что до Херсона осталось всего тридцать пять километров, полчаса ходу, даже с учетом напряженного трафика в первую половину понедельника.
– Что, типа, делать, земляк? – холодно переспросил Атасов с таким видом, чтобы даже до Вовки дошло: после 1991 года, с исчезновением Великого и Могучего Родина, перестав называться советской и социалистической, здорово сдала в размерах, разношерстная пятимиллионная армия приказала долго жить, а понятие земляк, соответственно, утратило былую актуальность, вон их теперь сколько, почти сорок восемь миллионов. И все, поди ж ты, земляки.
– Тебе, чувак, самое время на биржу труда записываться, – сказал Планшетов, хмурясь.
– Зачем мне твоя биржа гребаная, если дядя Гриша имеется? – парировал Волына. Андрей подумал, что это действительно не худший вариант для Вовки, у которого очень кстати оказался хоть какой-то запасной аэродром.
– Хорошо тебе, чувак, – вздохнул Планшетов, похоже, их мысли, в общем совпали.
– Ага, – развивал идею Вовка, размышляя вслух. – Дядя Гриша подсобит, если, конечно, грамотно попросить. А не переть буром.
– Вот и греби к своему дяде менту, – вспылил Планшетов, вспомнив свою семиметровую комнату в коммуналке, из которой его к тому же давно грозились выпереть за долги по квартплате, оставшиеся еще от родителей-алкоголиков. – Не забудь поцеловать его в задницу, чувак.
– Фильтруй базар, Юрик, – насупился Вовчик. – Дядя Гриша – человек серьезный.
– Ну так в чем, типа, проблемы? – спросил Атасов, не поворачивая головы.
– Жить негде, зема, – пожаловался Вовчик печально. – Мамку-то я в прошлом году похоронил, а дом мы с Валеркой загнали. Все бабло запулили в МММ, под проценты. Теперь, б-дь, ни хаты, ни бабла, ни процентов, ни х… по-любому.
– Ни флага, ни родины, – буркнул Атасов холодно.
– Ага, где-то так.
– А в Киеве тебя что, хата ждет? – осведомился Планшетов. – Или ты рассчитываешь, что тебя та баба обратно в хату пустит, у которой по двору вурдалаки бродят?
– Ирка?! – Вовка вытаращил глаза. – Э, нет, зема, туда – ни в жизнь, ни ногой, по-любому. Опять же, мы там с Валеркой такого накуролесили, что, теперь, если только поймают, то все, труба-дело.
– Ну, вот видишь, – сказал Андрей. – Выходит, Вовчик, разумнее всего – тебе здесь сойти. Кстати, ты бы из-за дома своего не сильно страдал. Если ты, Вовка, домом ту землянку называешь, где вы с Валеркой в прошлом году кантовались, то…
– Землянка или нет, а крыша над головой была, – обиделся Вовка.
– Новую выкопай, – посоветовал Планшетов.
– Было б где, зема. Я ж участок тоже продал. Вместе с хатой.
– Нацепишь погоны, наградят комнатой в общаге, чувак, – заверил его Планшетов. Дядя Гриша слово замолвит, и будет все – как по маслу. Жирно и красиво. Еще и в большие начальники пробьешься. Помяни мое слово.
Вовка грустно вздохнул.
– А вы куда?
– Лично я – к бате, – сказал Андрей, наконец, озвучив то, что давно крутилось в голове. – Домой.
– Как это?
– Разбегаемся мы, брат, если ты еще не понял, вот как.
– Навсегда?
Слово резануло Андрея, как бритва, он вздрогнул:
– Этого я тебе сказать не могу, Вовка. Не знаю. Но, сдается мне, никогда уже не будет так, как раньше.
– Значится, я к дяде Грише, так?
– Выходит что так, Вовка.
– Цюрюпинск, типа, – сообщил Атасов, хмурясь. Собственно, они просто огибали городок, раскинувшийся слева от шоссе.
– М-да, – протянул Планшетов. Обернувшись, он смотрел назад, на быстро уменьшающуюся фигуру Волыны. С минуту Вовчик стоял на обочине, размахивая руками, словно Робинзон Крузо, заметивший на горизонте корабль, который, впрочем, в любом случае все равно проплывет мимо. Потом он, предусмотрительно глянув по сторонам, пересек четыре полосы автострады Р-73, и, перевалив через стальной отбойник, принялся медленно спускаться по насыпи. Еще секунда, и его макушка скрылась в придорожных кустах, а потом и сами они пропали за горизонтом.
– Вот и Вовка ушел, – сказал Юрик и принялся смотреть вперед, туда, где, словно рассыпанные по спинке дивана карты, маячили на противоположном правом берегу Днепра далекие крыши херсонских домов. – Жалко.
Бандура чуть не брякнул «жалко у пчелки», как наверняка бы выразился Протасов, и прикусил язык.
– Пожалей себя, Юрик, – сказал Атасов, не отрываясь от дороги. – Волына у своего дяди Гриши, как у Бога за пазухой будет. В отличие, между прочим, от тебя.