Конец сказки

– УХОДИ!!! – надрывались стены. Коридор, по которому он бежал, не оглядываясь, вывел Армейца в просторную штольню, ее дальний конец освещался дневным светом. И хоть снаружи бесновался ураган, небо обложили тучи, дождь хлестал, как из оборвавшегося крана, а невидимое солнце неумолимо клонилось к горизонту, этот свет в конце тоннеля показался Эдику если не райским, то идущим наверняка из его предбанника.

– Яна!!! – выдохнул Армеец на бегу, в этот момент скала содрогнулась, потому что Протасов далеко внизу все-таки разжал пальцы, как и обещал. За первым взрывом сразу последовал второй, чудовищной силы. Время, казалось, остановилось, Эдик замер на самой границе света и тьмы, с выброшенной вперед ногой, в позе бегуна, заснятого фотокорреспондентами преодолевающим финишную ленту. На мгновение стало невообразимо тихо, капли дождя, которые Эдик теперь прекрасно видел, повисли перед выходом. А потом горячий выдох из подземелья ударил его в спину, и Эдик, преодолев последние метры, полетел по воздуху как циркач, которым выстрелили из пушки в каком-то старом фильме, который он когда-то видел. Как только Армеец выпорхнул из тоннеля, стены пещеры сомкнулись у него за спиной, словно двери метро. Начался обвал.

Прочертив по воздуху головокружительную дугу, Армеец приземлился на почти вертикальный склон и покатился кубарем, не успев даже сгруппироваться. Если бы склон резко обрывался горизонтальным участком местности, Эдик наверняка свернул бы шею или сломал позвоночник. Раздробил все кости, от черепа до пяток. Но, ему необычайно повезло. Склон сгодился бы для скоростного спуска, какие обожают горнолыжники. Он был очень длинным. Это, во-первых. Во-вторых, на нем не росли деревья и не валялись крупные валуны, убиться о которые – раз плюнуть. В общем, ничто не преградило Армейцу пути и он, продолжая кувыркаться и развив порядочную скорость, в конце концов, влетел в густые кусты, будто биллиардный шар в лузу. То, что ему довелось пережить, вряд ли приходилось испытывать даже космонавтам, во время тренировок вестибулярного аппарата на центрифуге. Кусты погасили энергию падения, Эдик не только остался в живых, но и отделался пустячными повреждениями, получив пару шишек, чуть больше ссадин и одно растяжение.

Уже на излете Армеец врезался головой во что-то мягкое, шейные позвонки захрустели, и он потерял сознание, скорее от страха, потому что успел представить результат столкновения, если бы он ткнулся макушкой в валун.

Открыв глаза минутой позднее, Армеец обнаружил, что лежит ничком, уткнувшись лбом во что-то мягкое, вроде подушки, его слегка мутит, сверху накрапывает дождь, барабанит по листикам кустов, и главное – он жив.

Жив.

Приподнявшись на локтях, Эдик ахнул, убедившись, что подушка, спасшая ему жизнь, на самом деле является коричневым вязаным свитером, одетым на бездыханное тело грузного мужчины средних лет. Голова Армейца оставила на животе несчастного отпечаток, который не разглаживался оттого, что грудь не поднималась.

– Не-неужели у-у-убил? – бормотал Армеец, потрясенно разглядывая пострадавшего. Кроме свитера, на нем оказались протертые на коленях джинсы, архаичные советские кроссовки и некогда салатовая штормовка, выгоревшая на солнце добела. Черная окладистая борода казалась последним штрихом к портрету геолога, именно это слово первым пришло на ум. Воспетого советскими бардами неисправимого романтика из далеких шестидесятых, который под перезвон гитарных струн исходил полтайги, разведывая месторождения всевозможных полезных ископаемых, и вообразить себе, должно быть не мог, что плодами его трудов всего через четверть века воспользуется кучка проходимцев, приватизировав все это на халяву.

– О-откуда ту-тут ге-ге… – начал Армеец. Он смутно помнил этот героический типаж, служивший некоей вкусовой приправой в пресной тягомотине начала Застоя, который поглотил Хрущевскую Оттепель. К концу 70-х, когда Эдик подрос, герои-романтики окончательно перевелись, кто не умер, хлестали водку. Сверху навязывали космонавтов и знатоков, ведущих приснопамятное следствие,[45] снизу лезли фарцовщики, и этот процесс привел к тому, что образовался вакуум. Потом, в начале следующего десятилетия, появились афганцы, опаленные старательно замалчиваемой войной, ведущейся непонятно где и зачем, но то была совсем иная романтика. Романтика разрушения, если хотите, прелюдия большого распада. Афганцев сменили «милые бухгалтера» из ставшей популярной под занавес Перестройки песенки, и это объяснимо, ведь настала ЭПОХА КУПИ-ПРОДАЙ, за бухгалтерами потянулись рэкетиры, олигархи, менты и прочие соответствующие «герои нашего времени». А геологи ушли, кто на пенсию, а кто, возможно, той самой дорогой, о которой пел Юрий Визбор.[46]

– Ка-как же та-так? – продолжал сокрушаться Эдик, живо представив, как летит из пещеры, словно Ангел Смерти и врезается в ничего не подозревающего бородача, когда тот мирно отбирает камешки для коллекции.