Конец сказки

– Вау! – завопил Бандура, настолько потрясенный неожиданной удачей, что позабыл и о Бонифацком, и о Поришайло, и о том, что события разворачиваются не наяву. Ни пятерок, ни троячек больше нет, как нет и самого СССР, обеспечивавшего свои казначейские билеты всем своим достоянием. Да и само это достояние давно разворовано очутившимися в правильных местах товарищами. За охватившим его волнением осталась за кадром и теплая шерстяная куртка с «Микки-Маусом», которая перестала давить грудь и теперь, похоже, была как раз по размеру, и собственные руки, с которых, под воздействием какого-то невидимого, но чрезвычайно действенного эпилятора, исчез волосяной покров.

Пребывая в эйфории, Андрей вылетел на площадь, географический, политический и культурный центр Дубечков. Собственно, площадь, которая естественно, носила имя Ленина, на самом деле была обширным пустырем, разрезанным на две неравные половины изобилующей колдобинами узкой дорогой. Несколько коротких, зато заасфальтированных пешеходных дорожек, отпочковываясь от автомобильной дороги, вели к главным центрам притяжения Дубечков, унылым одноэтажным коробкам, занятым сельсоветом, почтовым отделением и лавкой потребкооперации. Эти дорожки, вместе с протоптанными несознательным населением тропинками, с птичьего полета слегка напоминали британский флаг. Архитектурный ансамбль венчало бронзовое изваяние Владимира Ильича, клонированное в советскую эпоху бесчисленными мастерскими в неимоверных количествах, и встречавшееся, одно время, буквально повсюду, где только ступала нога партийного функционера районного масштаба. К монументу, изображающему Вождя Мирового Пролетариата, вела короткая как аппендикс липовая аллея, с тремя скамейками, исписанными непристойными выражениями. За спиной Ильича начиналось тщательно заминированное коровами футбольное поле. На дальнем краю поля, утопая по крышу во фруктовом саду, виднелся барак дубечанской средней школы, серый и унылый, как вся отечественная общеобразовательная система. К школе примыкала библиотека, где работала его мама. После магазина райпотребсоюза, числившегося за номером один в намеченном Андреем маршруте, он, конечно же, собирался заскочить туда. Просто, чтобы увидеть ее.

«Но она же давно умерла!»

«Только не во сне, парень. Те, кто ушел, способны возвращаться во снах, к тем, кто их помнит наяву». Она здесь, он чувствовал это, стоит только, прислонив велосипед в кирпичной стене у крыльца, взбежать по выщербленным ступенькам и войти внутрь, в запахи старых книг и свет, проникающий через открытые ставни, чтобы разрисовывать комнату причудливыми тенями длинных, высоких стеллажей. Сколько раз он бывал тут, то, забегая после занятий в школе, то, на каникулах, просто так, в любое время. Мама доставала из застеленного старой газетой ящика письменного стола кипятильник, ставила чай, а потом кормила его бутербродами с колбасой, и, возможно, они были самыми вкусными из того, что он вообще когда-либо ел.

Это воспоминание принесло с собой озарение, неожиданное и короткое, как вспышка света при коротком замыкании. Андрей сообразил, в каком дне оказался, и почему на нем эта нелепая детская куртка, напяленная им неизвестно зачем в двадцать пять с плюсом по Цельсию. Куртка с толстым шерстяным капюшоном, которая спасла ему жизнь. Естественно, а куда еще он мог попасть, кроме как в этот необычайно жаркий майский день на исходе весны одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года, который вполне мог стать его последним днем, в пограничье весны и лета, а стал ЕГО ВТОРЫМ ДНЕМ РОЖДЕНИЯ. Его сбила машина и он только чудом не погиб. Именно Чудом, потому что, как потом говорили взрослые, при таких авариях обычно не выживают.

Сообразив все это за одно короткое мгновение, Андрей попытался обернуться. Он уже слышал рев мотора стремительно догоняющего его автомобиля. Но, ничего не вышло, будто он мог смотреть только туда, куда была направлена кинокамера. Он принимал участие в фильме, но, не он был его режиссером.

* * *

«Коля, я сейчас родю!!! – вопила дородная молодуха, извиваясь на заднем сидении машины, новенькой, вчера с конвейера, палевой „шестерки“. – Ой, родю, уже что-то лезет, ай, быстрее, быстрее, Коля!». Живот выпирал из-под ее кофты, как проглоченный футбольный мяч, муж Коля, которому были обращены ее мольбы, жал на педаль «газа», и они летели, как угорелые. Большая часть пути до больницы (почти пятнадцать километров пересеченной местности), была уже позади, и несчастный Коля, взмокший, пожалуй, не меньше беременной супруги, начал надеяться, что ему не придется принимать роды в машине. Что делать, если они не успеют, он не представлял даже в принципе. Зачать ребенка, как правило, удается большинству без посторонней помощи. С родами обстоит намного сложнее.