Конец сказки

– Все равно, странно все это, – подумав пару минут, сказал Андрей. – Ничего подобного мне никогда раньше не снилось. Я чувствовал запахи, я слышал, как поют птицы. Настоящие сны кажутся реальными, но, когда просыпаешься, понимаешь, что был как пьяный, или обколовшийся, во сне. Тут было совершенно другое. Как в машине времени. Я будто в детстве побывал.

– Ты никогда раньше не оказывался между жизнью и смертью, после того случая. Только тогда, в детстве, и вчера. Точнее, уже позавчера. Вот тебе и ответ.

– Я чувствовал, как велосипедный руль в руках дрожит, – не слышал его Бандура. – Я пальцами троячку сжимал, которую дед дал. Только она пятеркой оказалась. Точно, как тогда. Я ее еще в карман сунул, подумал, вот повезло, так повезло… – поддавшись внезапному импульсу, Андрей правой рукой полез в карман. Там действительно что-то лежало. Какая-то бумажка, сложенная пополам.

– Черт, – пробормотал молодой человек через мгновение, когда дрожащие пальцы нащупали плотную шершавую бумагу казначейского билета. Его бросило в пот.

– Что стряслось?! – напрягся Атасов. Он не отрывал глаз от лица приятеля и сам здорово побледнел.

– Вот! – вскрикнул Андрей, выудив ее из кармана. Он уже знал, что увидит, хоть это и казалось невероятным, с другой стороны. Как и предполагал Андрей, в руке была маленькая серо-синяя купюра с кремлевской башней и серпасто-молоткастым гербом СССР в левом верхнем углу. Вычурная цифра «пять», продублированная на языках всех пятнадцати союзных республик, не оставляла никаких сомнений. Охнув, Бандура разжал пальцы, пятерка спланировала ему на колени, словно ночная бабочка. Атасов проводил ее взглядом, а потом протянул за ней руку, так осторожно, словно был сапером, которому надо выкрутить взрыватель бомбы неизвестной конструкции.

– Господи, старик, – пробормотал он после того, как поднес бумажку к лицу. – Все в порядке. Успокойся. Это же вкладыш из сигаретной пачки. На сам посмотри, – он хотел протянуть мнимую купюру приятелю, но тот отшатнулся. – Обычный вкладыш, – повторил Атасов, держа бумажку зажатой между большим и указательным пальцами. – Вот, читаю: Найди свой путь к удовольствию. Хм, да уж, тот еще путь. Ага, анкета. Надо заполнить, чтобы принять участие в акции, которую проводит компания «Филипп Моррис». Ого, надо же, твой шанс отправиться в путешествие. – Атасов криво улыбнулся. – Очевидно, подразумевается путешествие на тот свет. Щедро, щедро. Всего восемь главных призов и глаза разбегаются, сколько утешительных. Среди них – тридцать футболок, двадцать сумок, десять курток и эксклюзивная возможность каждому из многих тысяч соискателей играючи заработать рак легких. М-да, типа, глупо, типа, не попробовать, как выражается в известном ролике один популярный боксер. Черт, Бандура, смотрю на эту дрянь и думаю – может, бросить курить. А то ведь действительно, повезет так повезет.

Пока Атасов говорил, Бандура во все глаза рассматривал рекламный фантик, очутившийся в кармане вместо пятерки.

– Как же это может быть?! – спросил он хрипло.

– Не знаю, – вздохнул Атасов. – Одно могу сказать определенно, – у тебя жар, и с ним надо что-то делать. Выкидывай в окно этот буклет на тот свет и поехали. Светлеет уже. Пока доберемся, глядишь, старик твой проснется. Ляжешь в кровать, дома и стены помогают. А я смотаюсь за доктором.

* * *

– Куда теперь? – спросил Атасов. Они оставили площадь Ленина за спиной.

– Налево и вверх, – сказал Бандура. – Вон по той улочке.

– Это, по-твоему, улочка? – удивился Атасов, глядя на узкую дорожку, карабкающуюся вверх чуть ли не под прямым углом.

– А, по-твоему – нет?

– По-моему, это какая-то тропинка для горных коз и козлов.

– Полегче насчет козлов, – Андрей выдавил из себя улыбку.

– Теперь понятно, парень, почему ты сбежал отсюда. Ты даже тут – жил на выселках.

– Зато воздух чистый, – парировал Бандура. – Соседи не достают. Никто над душой не висит. И вид открывается – закачаешься!

– Значит, ты должен был родиться поэтом. Может, ты им еще станешь, кто знает.

– Для поэта я слишком беден.

– Настоящему поэту и полагается ходить с желудком, прилипшим к спине, – заметил Атасов.

– Почему это?

– Потому, что на сытый желудок рождается одна попса, а попса и поэзия – явления абсолютно разные. Верно?

– Я не знаю, Саня.

Микроавтобус, завывая работающим на первой передаче мотором, медленно карабкался в гору. Центр городка остался далеко внизу, почти рассвело, местность действительно была очень живописной. Заборы давно кончились, то тут то там попадались дома, разбросанные по склону горы на приличном расстоянии друг от друга. Атасов вспомнил Карпаты, подумав, что дома тамошних жителей тоже стоят уединенно.

– Недаром я поэтов вспомнил, – пробормотал Атасов, глядя по сторонам. – Жаль, не умею рисовать.

– Сейчас мой дом покажется, – сказал Андрей дрогнувшим голосом. – Он сразу за поворотом стоит. – И вспомнил, как уехал отсюда, прошлой весной, и, как обернулся, тут, у поворота, чтобы еще раз посмотреть на отца. Но, тот уже вошел в дом.

Через минуту они въехали в этот последний поворот.

* * *