Конец сказки

Когда я в лесочке вел вольную жизнь,Свободно парил, словно птица,Не ведал в душе никаких я кривизн,Но встретилась тут мне девица…

– Забаву вспоминаешь? – окликнули его снизу. – Сколько лет-то вдовствуешь уж?

Соловей поднял пальцы со струн. Самогуды умолкли. Очень медленно старик перевел взгляд и уставился единственным оком на стоящего под деревом богатыря.

Тоже старика, немногим моложе самого Соловья. Сколько там разницы-то между ними – двадцать лет, тридцать?.. Когда на столетия счет идет, такие мелочи уже несущественны.

– Сызнова встретились, Соловейка, – невесело произнес Муромец.

– Теперь-то уж одному из нас точно не жить, Илейка, – угрюмо ответил Разбойник.

В памяти Соловья сразу всплыл Киев. Жаркий летний полдень. Орущие, глумящиеся рожи. Жадный взгляд князя Владимира. Того, что Красное Солнышко.

И тычущий его в бок Илья: «Ну-тка, Соловей, свистни-ка в четверть силы, повесели честной люд…»

Давно эти двое враждовали. Еще когда молодой Илья Иванович был не богатырем, а только мужиком-деревенщиной. Встретились впервые на реке Смородинке, когда Соловей в засаде сидел, путников подстерегал. Тоже еще молод был. Впервые они тогда и сразились – в первый раз, да не в последний.

Лишил в тот день Илья Соловья глаза, привез князю Владимиру на потеху, славу себе той победой стяжал. Да только не убил, как потом баяли. Держали Соловья сначала в цепях, потом отправили в погреба, да там и забыли.

А Соловей ничего не забыл. Спустя многие только годы сумел выбраться, спастись – уже при Ярославе, когда Илья Иванович тоже где-то странствовал, почитаемый многими за мертвого. Постаревший, но все еще крепкий, разбойник-полувелет со временем снова набрался сил, снова обрел свой чудесный посвист, да и приютился в конце концов у царя Кащея.

Ему стал служить верой и правдой.

– Спрашиваешь, сколько лет я вдовствую? – задумчиво спросил Соловей. – Много. Сам сосчитай, коли желаешь. С того самого дня ведь и вдовствую, как мы с тобой в Брынском лесу встретились. Всех я в тот день потерял – и жену, и детей, и брата молочного.

– Ты меня в своей горькой судьбе не виновать, – ответил Муромец. – Сам знаешь, что не мирных лесовиков я тогда истребил, а шайку разбойничью.

– Моя семья тридцать годов держала те леса, – произнес Соловей безучастно. – Не монасями жили, конечно. Всякое бывало. Но это были наши земли – по праву первого занявшего. И что было делать с теми, кто в них вторгался – мы сами решали.

– Сурово очень вы решали-то. Всех в землю клали. На два вершка земля кровью пропиталась.

– Не всех, положим. Тебя ж не положили. Я тебе даже побрататься предлагал. А ты мне стрелой ответил.

– Положим, стрелой я тебе не сразу ответил, – возразил Илья. – Я тебе отказом ответил, потому не собирался с душегубом брататься. А вот когда ты меня свистом к земле пригвоздил, да чуть дух из тела не вынул – ну тогда и я стрельнул. Но да что уж теперь-то. Всякое бывало. Кто старое помянет, тому глаз вон.

– А кто забудет, тому оба, – добавил Соловей. – Давай-ка еще разок поиграем, старинушка, разомнем косточки, пока в гробы не положили.

Он резко выпрямился, отбросил самогуды, вцепился в ветку ногами и правой рукой… а пальцы левой сунул в рот.

Свист!!! Такой страшной силы издал свист Разбойник, что ушел Муромец в землю по самые колени. Разметало седые волоса, завьюжила борода, а в глазах потемнело, как в бурю. Соловей сейчас не сдерживался, не вполсилы свистел, как зачастую – а в самую полную мощь.

Вокруг дуба все повымерло. Попадали бьющиеся не так и далеко черниговцы и людоящеры. Полетели с неба жлезнокоготные коршуны. Замерла без движения шуликунская печь – из ее нутра выдуло злое колдовское пламя. Сама земля взрывалась и трескалась, точно вспарывали ее невидимыми сохами.

Илья Муромец медленно вытащил одну ногу. Сделал шаг. Вытащил вторую. Сделал другой шаг.

Тем временем первая уж снова увязла. Богатыря словно придавило небесным сводом, и кожу едва не срывало с лица. Соловей свистел во всю грудь, щеки его раздулись, глаза налились кровью, и сам он только что не падал с ветки.

– Постарел ты, Илейка! – выкрикнул он, переводя дыхание. – Теперь тебе против меня не сдюжить!

– Так и ты ведь тоже постарел, Соловейка! – откликнулся хрипло Муромец. – Надолго уж тебя не хватает!

Соловей торопливо набирал в грудь воздух. Он действительно не мог теперь свистеть по три, по пять минут, как в молодые времена. Дряхловат стал, сед, морщинист. Долго живут полувелеты, да только вечной юностью не обладают.

Единственный глаз слезился. Был когда-то Соловей зорок – орлу на зависть. Сейчас он еле разбирал, кто там стоит под дубом. Больше по голосу Муромца и узнал – тот с веками почти не переменился.

Сделав глубочайший вдох, Разбойник снова свистнул во всю ивановскую. Снова примяло траву и заложило уши сразу тысячам. Полетел, кувыркаясь, к земле змий летучий – и страшно кричали сидящие в колеснице татаровья.