Конец сказки

Но эти ходячие жбаны глупы, как деревяшки. Если не отдать им приказа – ничего и не сделают. Что-то сложное тоже не поручить – обязательно напутают, напортят. В сече они обычно просто идут стеной, как живая лавина.

Для более хитрых задач Кащей имел другую челядь. Вот татаровьины, например. Люди, самые обычные люди, но Кащею преданы всей душой. И зело многочисленны – повсюду живут, многое умеют, всякую службу для царя исполняют.

Татаровья сейчас готовились выступать. Надевали поверх бешметов стеганые халаты, обувались в подкованные ичиги, закрывали лица железными масками, вешали на пояса сабли, а на спины – луки и колчаны. Коней седлали – своих низеньких мохнатых лошадок, так и норовящих кого-нибудь цапнуть.

Псоглавцы тоже седлали коней. Псоглавых. По всему свету эти диковинные звери давно вымерли, а вот в Кащеевом Царстве пара табунов уцелела. Псоглавые кони могут есть и траву, но больше любят мясо, так что прокормить их бывает непросто.

Бронь псоглавцы почти не носят. Простые зипуны мехом наружу, вот и вся их одежда. А иные и в том нужды не видят, голышом ходят, собственной шерстью согреваются.

Подпоясаны все, правда. На пальцах у псоглавцев хоть и когти, но не шибко длинные, голыми руками они дерутся редко. Укусить кого-нибудь, за горло схватить – это да, это они с удовольствием. Но обычно все-таки бьются мечами, топориками или короткими дубинками.

Не то – людоящеры. Эти в булатной пластинчатой броне – тяжелой, но очень гибкой, почти не стесняющей движений. На головах остроконечные шеломы, на одной руке щит, в другой зазубренный меч или длинное копье. Вместо луков – метательные сулицы да шалапуги с гирьками.

Кони тоже под стать. Обычные человеческие, но очень крупные, холеные, лучшим овсом вскормленные. Хотя конный бой людоящеры не слишком любят, предпочитают драться пешими. Так оно надежнее, когда обеими ногами на земле стоишь.

Да и честнее. Ящер – не человек, ему чужды уловки теплокровных. Грудь на грудь, меч на меч, сила на силу. Таким должен быть двобой. Благородным и справедливым. Чья длань тверже, за тем и победа. Людоящеры испокон веку так жили и так сражались.

Почти вымерли, но ничего менять не собирались.

Снаряжались в путь-дорогу и остальные. Плелись неповоротливые упыри, серыми тенями сновали навьи, раскаляли свои крюки шуликуны. В кузнях горных карл пылало пламя, с наковален сходили все новые клинки, выползали из ворот громадные махины, чародейные механизмусы.

Небо почернело от жлезнокоготных коршунов. Любимые Кащеевы птахи, порождения Яровита. Любил сей кровожадный бог когда-то чудищ всяких лепить. Жлезнокоготных коршунов мясом вскармливал, кровью вспаивал – и немало от них бед претерпели в земле грецкой, пока не прогнал птиц великий богатырь.

А Кащей их приютил, приручил. Теперь ему служат, над его землями дозор несут.

Кащеевы воеводы были все в трудах, все в заботах. А вот прочим соратникам занятий особых не находилось, и они маялись скукой. Баба-яга вчера целый день просидела в избушке, варила какой-то отвар – и дым из трубы поднимался не белый и не черный, а синий с прозеленью. Змей Горыныч третьи сутки дрых, сожрав целое коровье стадо. Набирался сил перед грядущими битвами.

Зеленая тоска охватила и старого Джуду. Карлик-колдун с Кавказских гор сидел на крыше, разглядывал с высоты несметное войско и крутил в ладошках склянку с черной жидкостью. Не мог решить, что с ней сделать.

Надо где-нибудь спрятать. И понадежнее. Все-таки хранится здесь не что-нибудь, а сама жизнь Джуды. Такое же колдовство, что и у батоно Кащея, просто не настолько сильное. Не вся в склянке его душа, а только часть.

Потому Джуда не бессмертен, а всего лишь долгоживущ. Семь человеческих жизней прожил и еще наверняка три-четыре проживет. Но потом… что потом? Что с ним станет, когда иссякнет сила склянки?

И что еще хуже – что станет с ним, если склянка разобьется прежде срока? Это ведь самое обычное стекло. Благородного происхождения – Джуда сам плавил горный хрусталь, – но самое обычное. Урони его на камень – и нету склянки, есть осколки.

Зачем Джуда не использовал что попрочнее? Зачем был так неосмотрителен? Веками с тех пор ведь трясся день и ночь, волновался за сохранность своей души.

Трясется и теперь. Не знает, куда ее лучше спрятать. Дома нельзя – родной мачуб сейчас без присмотра. Неровен час, забредет какой джигит, а то и просто бродяга – разграбит, разобьет драгоценную склянку.

Нет, нельзя.

Может, Кащею сдать на хранение, пусть в казне своей спрячет? Она-то уж охраняется так, что мышь не пробежит, птица не пролетит.

Нет, тоже нельзя. Это своими руками власть над собой отдать. Сейчас Джуда по доброй воле Кащею помогает – как что не по его, так сразу улетит, поминай как звали. А если у Кащея склянка с половиной души Джуды будет – так ему ж и не возразишь после такого.

Ладно. Пусть пока при себе полежит, в потайном кармашке. А там посмотрим.