Конец Смуты

– Святая пятница! А я чем занимаюсь, если не спасением ваших трижды никчемных жизней? Если хотите, чтобы я удержал своих людей, – бросайте оружие без всяких условий!

Шляхтич переглянулся с воеводой и сделал шаг в мою сторону. Десяток стволов был немедля направлен в его грудь, но он с поклоном протянул в мою сторону саблю рукоятью вперед, чуть придерживая ее за гарду.

– Я смоленский каштелян Иван Мелешко, – представился он, – и я сдаюсь.

Следом свою саблю протянул Глебович, а за ними и остальные защитники стали сдаваться на милость победителя. Кое-где еще продолжались яростные схватки, но большинство поляков и литвинов не стали искушать судьбу. Пленных тут же разоружали и выводили из крепости, а я направился к Успенскому собору, где, по моим прикидкам, должны были находиться ксендз Калиновский и опекаемые им женщины и дети.

Подойдя к главному храму Смоленска, я остановился в изумлении. В прошлое мое посещение у меня не было времени осмотреть его. Я знал, что, когда поляки ворвались в город, немногие оставшиеся в живых защитники закрылись в соборе и, не желая сдаваться, взорвали его вместе с собой. Похоже, зданию действительно досталось, однако взрыв вызвал лишь обрушение купола, а сами стены уцелели. Времени и возможностей восстановить столь величественное сооружение у победителей не было, но они, расчистив развалины, установили деревянный верх взамен рухнувшего и устроили в нем костел. Однако даже в таком виде собор поражал воображение. Войдя внутрь, я некоторое время удивленно осматривался, пока не наткнулся на ксендза и его паству. Тех и других действительно было немного, и они со страхом смотрели на меня и моих спутников, вошедших внутрь смоленской святыни. Сняв шлем, я по-православному перекрестился на алтарь и вопросительно посмотрел на жмущиеся к священнику фигуры. Лишь одна из них, прекрасная, как мраморное изваяние, пани Марыся, стояла отдельно, взирая на меня с горечью, хотя и без вражды.

– Вы пришли сообщить, что в очередной раз сделали меня вдовой? – раздался под сводами собора ее звонкий голос.

– В очередной раз? – несколько удивленно переспросил я.

– Конечно, это ведь встречи с вами не пережил бедный пан Мариан!

– Ну, скорее пан Мариан не пережил нашего расставания, – возразил я ей, – впрочем, к его смерти я, похоже, действительно имею некоторое отношение. Но вот что касается пана Якуба, то вы ко мне несправедливы.

– Ну конечно, – немного саркастически воскликнула она, – вы теперь царь московитов и можете не марать руки лично!

– Пани Марыся! – громко и торжественно проговорил я. – Клянусь этим святым местом, в котором мы находимся: не далее как сегодня утром я видел вашего мужа живым, хотя и нельзя сказать, чтобы здоровым. Впрочем, его рана, насколько я понимаю не опасна, и он идет на поправку.

– Это правда? – воскликнула, широко открыв глаза, гордая полячка.

– Клянусь! Впрочем, если за прошедшее время с паном Храповицким что-нибудь случилось, то я обязуюсь возместить вам ущерб.

– Каким образом? – удивленно спросила меня она.

– Ну, сам я женат, но торжественно обещаю, что прикажу жениться на вас любому моему придворному, имеющему счастье приглянуться вам!

Ответом мне было ошеломленное молчание.

– Кстати, обратите внимание на этого молодого человека, – продолжил я, немного понизив голос, – рекомендую, стольник Михаил Романов. Его отец почти патриарх, а матушка – монахиня. Так что прелестей жизни со свекровью вы не узнаете. К тому же он весьма знатен. Его даже чуть не выбрали на престол вместо меня.

– Как вам не стыдно! – воскликнула пани Марыся, сообразив, что я шучу.

– Ужасно стыдно, моя дорогая пани, но что поделать, если вы мне не верите.

– Вы позволите мне увидеться с мужем?

– Более того, я категорически настаиваю на этом!

– Кхм, – прочистил горло, пытаясь обратить на себя внимание, пан Калиновский, – пан герцог, тут еще есть…

– Ах да, вы тоже тут, падре… Что же, объявите этим прекрасным пани и их милым детям, что они находятся под моей защитой. Пока оставайтесь здесь, а я распоряжусь об охране. Позднее они смогут вернуться в свои жилища, если, конечно, их дома не пострадали при штурме. А пока разрешите откланяться.

Выйдя из собора, я наткнулся на Вельяминова, тот был крайне возбужден и буквально налетел на меня как вихрь.

– Да что же это, государь, – прогудел он густым басом, – тебя на минуту одного нельзя оставить! Сказывали мне, опять в сечу полез. Ну разве мало у тебя слуг верных?

– Слуг много, – кротко согласился с ним я, – верных мало! А уж умелых – и того меньше. Ничего без меня не можете. Все сам! Все сам!..

– Грех тебе так говорить, надежа-государь! Ведь взяли же Смоленск! И Анисим со стрельцами прорвался, и мне Корнилий ворота открыл…

– Ну чего уж тут… – примирительно произнес я, видя, что его пыл угасает. – Познакомься, кстати: супруга пленника нашего, пана Якуба Храповицкого, пани Марыся.

Мой кравчий со всем вежеством, на какое только был способен, изобразил поклон в сторону полячки, на что она ответила ему с непринужденной грацией.

– Распорядись-ка, чтобы ее к мужу отправили, я ему обещал давеча.