Конец Смуты

Рядом раздалось какое-то причитание, и сразу стало понятно, что спохватившиеся наконец холопы Романова после недолгих поисков нашли-таки своего непутевого господина. Оглянувшись, я увидел благообразного, седого, но еще довольно крепкого старика и здоровенного детину, ростом с коломенскую версту, с глуповатым выражением на лице. Старик шумно радовался нашедшемуся бояричу, не забывая выговаривать детине за то, что тот-де проворонил молодого хозяина. Последний, впрочем, ничуть не гневался на это и лишь глуповато улыбался.

– Вот что, любезные, – обратился я к холопам, – за то, как вы следите за своим господином, следовало бы вас вздернуть на ближайшей осине! Но не ждите, что вам удастся так легко отделаться: как вернемся в Москву, обязательно расскажу про вашу службу инокине Марфе, вот тогда вам точно небо с овчинку покажется!

Холопы, сообразившие, что перед ними царь, повалились в ноги с криками: «Не погуби!»

Я, довольный произведенным эффектом, вскочил на коня и крикнул Мише:

– Не отставай, а то и впрямь потеряешься! – и тронул бока Волчка шенкелями.

Ржев, некогда бывший столицей отдельного княжества, за время Смуты совсем захирел. Стоявший в нем небольшой польский гарнизон, как оказалось, давно не получал жолда[35] и от безденежья, составив конфедерацию, в полном составе усвистал куда-то в Литву.

Заняв своими войсками город, я наконец решил, что приключений пока достаточно, и надо дождаться подхода основных сил. Выполнившего свою задачу Казарина я послал назад в Вязьму с приказом Пушкареву – как только подойдет армия Черкасского, не мешкая двигаться на соединение со мной. По моей задумке, князь Дмитрий Мамстрюкович продолжит наступление на Смоленск, а я пойду севернее, отрезая вражеский гарнизон от Литвы, в направлении крепости Белой, где стоял довольно сильный вражеский гарнизон. Пока же мои солдаты приводили себя в порядок и залечивали раны. Только не знающий усталости Михальский рыскал со своей хоругвью вокруг, собирая сведения и громя мелкие банды разбойников и мародеров. Оставшиеся в Вязьме войска подошли через двенадцать дней, и я с удивлением увидел рядом с Анисимом покачивающегося в седле Петра Казарина. Выслушав доклад Пушкарева о прибытии, я вопросительно уставился на бывшего стрелецкого сотника.

– Не вели казнить, великий государь, – снял тот шапку, – а только боярин князь Черкасский воеводой в Вязьме поставил стольника Пушкина, а мне, сказал, невместно воеводой быть.

– Вот как, – проговорил я напряженным голосом, – а грамотку мою, в которой я тебя воеводой поставил, князенька видел?

– Видел.

– Дозволь слово молвить, государь, – обратился ко мне Пушкарев.

– Говори.

– Князь Дмитрий Мамстрюкович назначил Пушкина временным воеводой еще до того, как Казарин приехал, а ты сотника первым воеводой велел поставить. Пушкину же, как он есть в московских чинах, под ним невместно ходить, и потому князь просил грамоту твою не оглашать, дабы в делах замятни не было, и о том тебе в грамоте отписал и просил не гневаться.

– Так, значит, князь о делах радеет, а до повеления царского ему и дела нет?

– Прости, государь, – вступил в разговор Вельяминов, – но следовало ожидать, что взбрыкнут бояре. По древним обычаям ты сотника паче меры наградил.

– Вот же черт, как ни поступи сейчас – все худо будет! И от слова отступиться нельзя, и свару затевать не годится. Хотел же Пожарского большим воеводой поставить, а он, как на грех, занедужил…

– Нельзя было Пожарского, государь, – покачал головой в ответ Вельяминов, – уж больно он родом мал перед прочими боярами. Ты его главным оружничим пожаловал – и то косоротились, а уж первым воеводой в большом полку – и говорить нечего….

– Ладно, князь Черкасский свою судьбу сам выбрал, а делать сейчас что?

– Государь, ты обещал Казарина сделать воеводой, так сделай. Чем Ржев для того Вязьмы хужее? Городок, конечно, поплоше, но и к Литве поближе, сюда охотников бархатные порты протирать куда как меньше будет. А князя Черкасского можно за поход так наградить, что и порухи его чести не будет, и он сам, да и любой другой боярин, трижды подумает, как такое допустить.

– Быть по сему, – сказал я, немного подумав.

Слава создателю, разговор этот состоялся в узком кругу. Пушкарев и Вельяминов – свои люди, а остальным знать про случившееся необязательно.

– А где царевич Арслан?

– Так с большим полком идет, – откликнулся тут же Анисим.

– Как это – Черкасский что, совсем ума лишился?!

– Не гневайся, государь, – вступился за воеводу Вельяминов. – Тут князь Дмитрий Мамстрюкович прав. Касимовцы воины неплохие, но больно своенравные, против них опаску иметь надобно. Будут без пригляду – кинуться грабить, а как награбятся, так уйдут домой. Вот дойдем до Смоленска, тогда и напустим их на Литву, а до той поры пусть при Большом полку идут.

– Государь, а я тебе гостя привез, – попытался отвлечь меня Пушкарев, когда Казарин ушел принимать хозяйство и мы остались одни.

– Какого еще гостя? Анисим, как бог свят, если ты бабу притащил, я тебе не знаю что сделаю!