Конец Смуты

– Нет, государь, я же сказал – гостя, а не гостью. Хотя если прикажешь, то могу и… ладно-ладно, не гневайся. Духовника я твоего привез, он вместе с Большим полком шел.

– Мелентия? Ну-ка зови.

Иеромонах пришел почти сразу, будто ждал неподалеку.

– Что, отче, устал молиться в одиночестве и решил меня навестить?

– Что делать государь: хоть я и монах теперь, а в стороне от рати тяжело оставаться. Решил, может, я здесь пригожусь.

– А гимназию на кого оставил?

– Так ведь лето теперь, школяров пора на вакации отправлять, да их еще толком и не набрали. Вот осень придет, и наберем учеников, а пока Игнатий твой все к учению готовит.

– Чудно́: ты иезуиту души школяров собираешься доверить? А нас с тобой не сожгут обоих, когда из похода вернемся?

– А кому ведомо, что он иезуит? – не смущаясь, ответил Мелентий. – Я ему велел в мирское переодеться да книги готовить. Едва ты в поход ушел, привезли в Москву вещи, что воровские казаки у его товарищей отняли, когда уходили от Марины с Заруцким. Склянки, правда, побили почти все, но кое-что лекарю твоему осталось, так он теперь из башни своей и не выходит, нехристь. Книги же и прочие бумаги я забрал да припрятал до времени. А среди них была «Космология» Аристотеля и еще кое-что. Вот я и велел Игнатию твоему русский язык покуда учить да готовиться к тому, что будет латынь преподавать, а еще грамматику латинскую и риторику. Все же он твой подданный, хоть и из немецких земель, так что пусть хлеб не даром ест.

– Стало быть, не боишься иезуитов?

– Да что ты, государь, заладил: иезуит да иезуит! А где прикажешь учителей брать? Я сам по латыни только растолмачивать могу, да и то не шибко, а грамматики и вовсе не ведаю. Можно, конечно, греков позвать, но там на пятерых православных будут трое тайных католиков, а двое, что останутся, – явных! А этот хоть сразу понятно кто такой и чего от него ждать. Ничто, приглядим!

– А то, что он мой подданный, это он тебе рассказал?

– Ага, а что, соврал?

– Да нет… ну почти. Ладно, в моих землях в Мекленбурге есть город Росток, а в нем большой университет. Я через Рюмина велел прислать ко мне учителей добрых да учебников сколь потребно. Хватит на гимназию и академию.

– Это еще зачем?

– Затем, что учиться надо. Среди священников, сам поди ведаешь, дай бог чтобы половина хоть худо читать могли. А уж в чем вера заключается, внятно объяснить может разве один из десятка. И что хуже всего, иерархи церковные недалеко от тех ушли. Вот и начнем учить, чтобы если не при детях моих, то уж при внуках такого неподобия точно не было.

– А Священное Писание тоже твои немцы толковать станут? – подозрительно спросил Мелентий.

– Ну уж на это, я полагаю, православных учителей сыщем.

– Греков позовешь… – вздохнул иеромонах.

– Только учителями в академию. Такого, чтобы епископскую кафедру дали пришлому греку, который все османские задницы перецеловал и всем римским патерам – туфли, более не будет.

– Злой ты, государь, – не то утвердительно, не то укоряюще сказал Мелентий.

– Был бы злой – кое-кто уже на колу сидел бы, – думая о своем, отвечал я.

– А ты на Черкасского не серчай, лучше сам прежде думай, перед тем как повелеть.

– Знаешь об сем деле? – вопросительно посмотрел я на него.

– Знаю, – вздохнул он, – только тут Черкасский прав. Не в том, что он тебе перечил, а в том, что все тайно сделал и сваре не дал подняться.

– А не ты ли, святой отец, давеча толковал о том, что местничество много зла принесло и надобно его уничтожить?

– Говорил, и паки и паки говорить буду, что зло от этих порядков. Только сейчас не время их ломать. Надорвешься и дело не сделаешь, а сделать надобно много. Потому и приехал сюда, чтобы предостеречь тебя при случае.

– Вот, значит, как… что еще хорошее расскажешь?

– Расскажу и хорошее; ты, государь, про Григория Валуева слыхал?

– А кто это?

– Воевода в Невеле.

– Полякам служит?

– Королевичу Владиславу.

– Не один ли хрен?

– Как сказать – Владиславу в свое время многие присягнули, и даже рында твой, что в сенях спит. Покойный Гермоген москвичей от клятвы освободил, да Валуева в ту пору на Москве не было.

– И что?

– Да ничего, только воевода он хороший, вместе с покойным князем Скопиным-Шуйским воевал, и тот его жаловал. Вот если бы его…

– Переманить?

– А чего бы и не переманить?

– Не знаю, – задумался я, – если сам придет, то приму, чего не принять. Вот только захочет ли?

– А ты меня к нему отпусти, я с ним потолкую; глядишь, и захочет.

– Так я вроде и не держу – ты, отче, даром что мой духовник, куда хочешь – идешь, куда не хочешь – тебя колом не загонишь.

– Ну и ладно, вот исповедую тебя и отправлюсь.

– Да я вроде и не грешил в последнее-то время…

– Не лги отцу своему духовному!

– Вот тебе крест!

– Кайся, грешник!