Конец света: первые итоги

После «Триумфа» («Un triomphe», 1984), в котором рассказывается, как автор играл в казино в компании с Изабель Аджани, Эрик Неофф стал единственным из ныне живущих писателей, чьи книги я прочел, не пропустив ни одной. Правда, они у него короткие. И тем не менее это большая редкость, чтобы я спокойно, естественно, последовательно читал все, что выходит из-под пера одного человека. Вот что он пишет в «Триумфе»: «Молодые люди не понимают, что происходит. Они понятия не имеют, что лучше — сотрудничать с продюсерской компанией „Ле-Бэн-Душ“, занимающейся продвижением современного искусства, или добиваться того, чтобы тебя включили в серию „Плеяды“». Одного этого хватило бы, чтобы мгновенно покорить мое сердце. А вот что еще он сказал: «Писать, писать, писать — все словно очумели. Как будто больше нечем заняться!» Чем не Бернар Франк? Неофф жутко меня злит, я чертыхаюсь, встречая его короткие фразы, старомодных персонажей, заимствованные из американского кино образы, украденную у Франсуазы Саган грусть и навеянную Патриком Модиано тихую мелодичность; я готов метать громы и молнии, когда он вновь и вновь подсовывает нам портрет очаровательной стервы («Бедра Летиции», «Les hanches de Laetitia», 1989; «Простая француженка», «La Petite Française», 1997; Мод из «Безумного блага») или соблазняет очередной блондинкой (Сидни Ром, Кэндис Берген или Фей Данауэй). Но я читаю все его книги, каждый раз без опоздания являясь на свидание с автором. Думаете, это легко? Истина заключается в том, что никто на свете не способен сымитировать Неоффа — точность его оценок, пронзительность в описании солнечного дня («На остатки подтаявшего мороженого села оса»), нежность к женщинам («На ее лице застыло вечное удивление, словно ее только что ослепило вспышкой»; «Десять вещей, которые я больше всего ненавижу в Мод, это… Нет, не знаю ни одной»), внимание к роскошным деталям (в романах Неоффа читатель всегда знает, что едят и пьют персонажи и какой фирмы сорочки носят) и изысканную афористичность (вот, например, проникновенное восхваление супружества: «Обязательно надо жить с кем-нибудь, хотя бы для того, чтобы закрывать за собой дверь, когда идешь помочиться»).

Неофф, как и его учитель Трюффо, умеет очаровать. Мы имели возможность наблюдать за его ростом. Сегодня его уже почти можно считать если и не взрослым (Мишель Уэльбек совершенно прав, утверждая, что «нельзя полностью повзрослеть»), то, по меньшей мере, большим мальчиком, получившим пожизненную прививку. Его новообретенная серьезность для нас — «безумное благо», как то письмо, которое пишет его герой-рекламщик легендарному писателю Себастьену Брюкенже, умыкнувшему у него жену. Именно так! Тип, напоминающий автора «Над пропастью во ржи», вполне может увести у вас жену и не поморщиться! Таков сюжет романа «Безумное благо»: что делать, если ваша жена влюбилась в вашего же кумира? Какое письмо Шарль Бовари написал бы Родольфу Буланже? Всякий муж-рогоносец раздираем противоречивыми чувствами: злостью и восхищением, гневом и завистью, ревностью и желанием, грустью и стремлением поучаствовать в групповушке. В сущности, если некий гений любит вашу жену, это свидетельствует о его отменном вкусе (следовательно, и о вашем тоже). «Полагаю, существуют истории, не имеющие конца. В нашем случае были два человека, попытавшиеся любить друг друга; у них ничего не вышло, о чем они будут жалеть всю оставшуюся жизнь». Сейчас я скажу претенциозную банальность, прекрасно понимая, что Неофф всеми фибрами души ненавидит пафос; ну и пусть, должен же кто-то взять на себя этот неблагодарный труд. Итак. А что, если дюжина его сляпанных на скорую руку книжек, написанных раздражающе небрежно, если все эти романы, хроники, воспоминания, памятные записки в конечном итоге сложатся в… цельное творчество? Фу, гадость, фыркнет он. Что за громкие слова! Как все истинные денди, Неофф старается не выставлять себя напоказ. Прости, дружище, но этот вид спорта устарел.

//- Биография Эрика Неоффа — //