Конец вечности

— С чего бы это мне у кого-то набираться ума? Разве не могу я иметь своё мнение — и по любому вопросу? То, что я не понимаю всей этой твоей теоретической физики, ещё не значит, что у меня не хватает мозгов и знаний.

— Крайл, — сказала Уэндел, — такое мне даже в голову не приходило. Я вовсе не это хотела сказать. Как по-твоему, в каком состоянии мы обнаружим Ротор?

— С ним ничего страшного не произошло. Я считаю, что в космической пустоте ничто не могло ему повредить. Ты пытаешься убедить меня, что от Ротора остался один остов, что они едва ли вообще добрались до Звезды-Соседки. Объясни мне, что именно могло погубить их? Ну скажи. Столкновение с астероидами, нападение инопланетян? Что?

— Не знаю, Крайл, — честно призналась Уэндел, — никаких вещих снов я не видела. Всё дело в самом гиперприводе. Поверь мне. С ним летишь не в пространстве, не в гиперпространстве, а просто дёргаешься по линии раздела: из пространства в гиперпространство, потом обратно и снова туда — и так несколько раз в минуту. По пути отсюда к Звезде-Соседке роторианам пришлось совершить такой переход не менее миллиона раз.

— Ну и что?

— А то, что такой переход более опасен, чем полёт в пространстве или гиперпространстве. Я не знаю, каковы представления роториан о теории гиперпространства, однако, скорее всего, они только начали свои работы — иначе соорудили бы настоящий сверхсветовой корабль. Мы же, разрабатывая все подробности теории гиперпространства, изучали, как воздействует переход на материальные объекты. Если объект является точечным, то во время перехода он не испытывает напряжений. Но если речь идёт не о точке, если мы имеем дело с протяжённым объектом, таким как корабль, всегда будет существовать такой отрезок времени, когда одна его часть будет находиться в пространстве, а другая — уже в гиперпространстве. При этом в конструкции возникают напряжения — величина их зависит от размера объекта, его конфигурации, скорости перехода и прочего. Для объекта размером с Ротор лишь ограниченное количество переходов — допустим, дюжина — не представляет значительной опасности. При перелёте на «Сверхсветовом» мы можем сделать дюжину переходов, а можем ограничиться двумя. Полёт не сулит нам опасности. А вот на гиперприводе приходится делать миллион переходов. Видишь, как растёт угроза опасного разрушения?

Фишер явно приуныл.

— А как быстро могут создаться опасные напряжения?

— Трудно сказать. Корабль может выдержать миллион переходов, даже миллиард — и ничего не случится. А может разлететься на первом же. И вероятность такого исхода растёт вместе с числом переходов. Таким образом, Ротор отправился в путь, не подозревая, чем грозят ему переходы. Знай они это, полёт, возможно, и не состоялся бы. Может быть, напряжения не оказались чрезмерными, и Ротор сумел «дохромать» до места, а может быть, он по дороге разлетелся на куски. Вот и получается: или пустой остов, или вообще ничего.

— Или поселение, которое живёт и процветает, — сердито добавил Фишер.

— Я-то не против, — ответила Уэндел. — Только лучше настраиваться на худшее — больше обрадуешься, если всё окажется в порядке. Прошу тебя, не надейся на удачу, будь готов к любому исходу. Помни, что всякий, кто суется в гиперпространство, не зная его, едва ли может прийти к здравым выводам.

Вконец расстроенный, Фишер молчал. Уэндел смотрела на него, и на сердце у неё было тяжело.

62

Тесса Уэндел находила Четвёртую станцию странной. Некто, взявшись строить небольшое поселение, ограничился лабораторией, обсерваторией и пусковым причалом. Ни ферм, ни домов, ничего, что подобает приличному поселению. Даже псевдогравитационное поле не создали толком.

Это был поражённый манией величия корабль, где даже один человек не мог бы пробыть долго без постоянного пополнения извне запасов пищи, воздуха и воды. Последняя бродила по замкнутому циклу, однако система была не особенно эффективной.

Крайл Фишер заметил, что Четвёртая станция похожа на допотопную внеземную станцию первых дней освоения космоса, чудом сохранившуюся до двадцать третьего столетия.

Впрочем, в одном она действительно была уникальной. Со станции открывался превосходный вид на двойную систему Земля — Луна. С окружавших Землю поселений редко можно было видеть оба небесных тела в их истинном соотношении. По отношению к Четвёртой станции Земля и Луна редко расходились больше чем на пятнадцать градусов, и, поскольку Четвёртая станция обращалась вокруг того же центра, что и обе планеты, с неё можно было бесконечно любоваться замечательным зрелищем двух миров.

Солнечный свет автоматически отсекался устройством «Изат» (Уэндел поинтересовалась, что означает такое название, оказалось — «искусственное затмение»), и только когда Солнце близко подходило к Луне или Земле, разглядеть планеты было невозможно.

Уэндел с удовольствием любовалась танцем Земли и Луны и радовалась, что ей наконец удалось вырваться с Земли.

Как-то раз она сказала об этом Крайлу. Тот усмехнулся, заметив, как та быстро оглянулась по сторонам.