Конец заблуждениям

Сразу после завтрака пара поехала к подножию горы, чтобы начать долгий крутой подъем. Путь наверх был трудным, и Джина поймала себя на мыслях о человеке, который сотни раз в одиночку проделывал этот путь, чтобы построить памятник: прямоугольное каменное здание с широкими колоннами, бассейн перед ним, отражающий свет, и по обе стороны от него – каменные стены, украшенные мозаикой. Согласно путеводителю, вся эта работа была выполнена одним художником и стоила ему двадцати пяти лет изнурительных усилий. История одинокого человека, воплощающего свою идею, тронула Джину. Она обняла Дункана и крепко прижалась к нему. Она всегда стремилась к жизни творца, страшась одиночества, порой присущего этой профессии. Какое счастье, что у нее есть Дункан! Ее муж – человек, которого она любит, и композитор, с которым может творить, делясь прекрасным.

* * *

Спускаться с горы оказалось куда проще, но все же к тому времени, когда они с Дунканом вернулись в гостевой дом, чтобы пообедать, было больше двух часов. Повариха проявила недовольство из-за того, что ей пришлось так поздно подавать еду, и она не преминула напомнить им, что обычно к этому часу обед уже должен заканчиваться.

– Похоже, это не просто стереотип, – пробормотал Дункан себе под нос, – про швейцарцев и время.

В наказание женщина подала ту же еду, что и накануне: просто разогрела лосось с картофелем.

Пока Джина ковыряла рыхлый кусочек картофеля, Дункан отодвинул тарелку.

– К черту, у нас же есть машина. Давай съездим куда-нибудь и поедим по-настоящему.

После обеда они подошли к стойке регистрации и Дункан сообщил хозяйке пансиона, мисс Арнер, что на ужин их не будет.

– Думаю, мы с моей женой проведем вечер вне дома.

Моя жена. Это слово показалось Джине чужим; определения жена и муж они с Дунканом использовали только наедине, когда им не нужно было скрывать, насколько они важны для них, несмотря на архаичность.

Они вернулись в свою комнату, и Джина заметила, что солнце еще достаточно яркое, поэтому было бы неплохо поплескаться в озере. Дункан согласился, но осторожно зашел в воду только по пояс, в то время как Джина с визгом прыгнула и плавала кругами, пока хватало сил.

Когда она, дрожащая, вышла на берег, озаренный последними лучами солнца, Дункан уже ждал ее с полотенцем, в которое обернул и себя, и Джину, согревая ее своим теплом. Когда он заговорил, прижавшись грудью к обнаженной спине жены, его слова, казалось, вибрировали внутри нее:

– Мне кажется, я никогда не был так счастлив.

* * *

Около шести они начали собираться. Дункан насвистывал, облачаясь в желтый льняной костюм, который купил перед отъездом из Цюриха. Он не взял с собой много одежды, предпочитая путешествовать налегке, докупая по дороге все необходимое. Джина надела голубое платье, затем поискала шелковый мешочек, в котором лежали ее драгоценности.

Их было не слишком много: пара бриллиантовых сережек, которые она получила от бабушки с дедушкой на выпускной в средней школе, браслет, купленный во времена учебы в колледже, когда она отправилась в город со своей лучшей подругой Вайолет. Самым заветным сокровищем было кольцо, подаренное матерью, с желтым камнем – не драгоценным, но экзотическим: оно служило обручальным, пока Дункан не смог купить подходящее на те небольшие деньги, которые у них были. Джина заметила, что кольцо немного свободно сидит на пальце; очевидно, она слегка похудела из-за стресса, вызванного травмой.

Шаря в мешочке и поисках кольца матери, она обнаружила запутавшуюся цепочку. Это оказался серебряный браслет с турмалиновым камнем в центре. Вероятно, он был от ее отца или родственников из Санта-Фе, подумала она, но когда перевернула украшение, то заметила на обороте надпись: «Моей любимой».

– Это ты мне подарил? – спросила она Дункана, задумавшись, что он слишком хорошо знает ее вкус, чтобы выбрать такую банальную вещицу.

Он положил браслет на ладонь и посмотрел на надпись.

– Это от твоей тети. Какая-то семейная реликвия.

Могла ли Джина забыть о таком? На мгновение она почувствовала неловкость из-за того, что была не в состоянии вспомнить, но приказала себе не зацикливаться на подобных деталях. Так ли ей нужно знать историю каждого маленького предмета, находящегося в ее распоряжении, – бесчисленные крупицы информации, которые мы носим с собой и позволяем им каким-то беспорядочным и произвольным образом формировать наше представление о себе? Она обнаружила, что в забвении есть свобода, будто все эти крошечные наросты были слоями одежды, не позволяющими почувствовать воздух, ночь, жизнь, которая крутилась вокруг.

Джина смотрела на Дункана словно в первый раз, когда годы, прожитые вместе, стерлись, открыв то, что она на самом деле любила в нем: его мягкость, его ум, его тонкие черты и зеленые глаза, всегда немного рассеянный взгляд, точно он слушал про себя песню, которую только он и мог услышать.