Конец «Золотой лилии»

Подъехав к феминистской крепости, они увидели открытые ворота, беспорядочно, в разных ракурсах остановившиеся машины, фотографирующих и снимающих на видео корреспондентов. У пикапа еще не закончилась яростная борьба. С трудом повалив рыжего Михаила, двое бойцов надевали ему наручники. Другой охранник, пожимая плечами, равнодушно предоставил свои запястья для звонко замкнувшихся браслетов. Он демонстрировал свою непричастность к происходившему и пытался даже острить:

– Вы, ребята, похлеще люберецких крутых будете…

Зато Илляшевская сражалась, как затравленная хищница. Женский бас издавал рычание и выкрикивал страшные ругательства, сопровождая бешеные усилия директрисы стряхнуть вцепившихся в нее камуфляжников. К укрощению хозяйки «Золотой лилии» присоединился подполковник Харитонов.

– Мы женщинам редко выписываем наручники, – тяжело дыша, говорил он. – Но тут случай редкий, ничего не поделаешь.

– Урод, ублюдок, мусор поганый! – исступленно вопила Илляшевская, взлохмаченная, с раскорябанной шеей и ссадиной на лбу. – Ты еще ответишь за это, грязный коп!

Далее из уст взбешенной дамы рушились такие слова, которые даже на телевидении заменяются застенчивым писком специальной техники и откровенно печатаются только на страницах самых признанных романистов.

К контральтовому мату директрисы присоединился сиповатый визг Ольги Куличкиной.

– Я ничего не знаю! Я не поеду! – безуспешно извиваясь змейкой в руках рослого сержанта, кричала со слезами администратор «Золотой лилии».

– Разберемся. Во всем разберемся, девушка, – не без юмора обещал сержант, снисходительно сдерживая ее детское сопротивление. – Просто так портить вашу молодую жизнь никто не будет.

Впрочем, он знал из опыта, что грациозные с виду, нежные и холеные красотки иногда оказываются поразительными развратницами, а то и убийцами.

Когда специалисты (спаниель в том числе) исследовали капот и приспособленные для тайных перевозок ёмкости под кузовом пикапа, обнаружилось такое количество упаковок с наркотическим порошком, что повидавшие всякое комитетские опера слегка растерялись. Приступил к предварительному опознанию найденного товара майор Голомбаго-Тисман. Открыв упаковки, несколько различавшиеся одна от другой, он понюхал зелье. На полноватом лице майора отобразилось полное удовлетворение проведенной дегустацией.

– Это героин, Вадим Борисович? – с уважительной интонацией по отношению к специфическим знаниям токсиколога спросил полковник Коломийцев. Он потер ладони жестом гурмана перед изысканным шедевром кулинарии.

– Героин высшего, так сказать, качества. Привыкание с одного раза. А здесь, – Голомбаго-Тисман указал на более продолговатые пакеты из пленки, – скорее всего амфетамин.

Синтетический наркотик очень жесткого действия. Смертельных случаев масса, даже без превышения дозы. Адское зелье! И, как будто в насмешку, гораздо дешевле героина. В принципе, изготовителей и распространителей следует приговаривать к высшей мере как организаторов массового убийства.

– К сожалению, такое справедливое наказание у нас законом не предусматривается, – вздохнув, произнес Харитонов.

– Илляшевская, между прочим, тоже относится к чудовищам, из-за которых гибнут тысячи молодых людей, – с обычным раздражением на усталом лице повернулся к Ряузову Сидорин, чтобы развеять малейшее романтическое сочувствие юноши, побывавшего в объятиях директрисы. Об этом опытный опер по некоторым психологическим признакам догадался.

– Какой же доход собирались получить хозяева этой груды упаковок? – заинтересованно блестя плутоватым взглядом, вытягивал сенсационные факты корреспондент из «Суверенной» газеты.

Полковник Коломийцев сделал на лбу гармошку, как очевидное проявление профессиональной премудрости. Затем благостно разгладил лицо и протяжно проговорил, словно демонстрируя газетчикам и подчиненным свой уникальный опыт.

– Определю на глазок, – сказал полковник. – Думаю, героина здесь примерно на восемьдесят миллионов американских долларов. Или на сто.

– Сколько… миллионов? – не поверил корреспондент, бледнея от душевного потрясения.

Сидорин и Дмитрий снова оказались на высоком крыльце. Мимо них в приподнятом настроении спустились по ступенькам старшие офицеры и местные управленцы. Впрочем, последние, возможно, испытывали очень сложные чувства, так как были знакомы с шеф-директором «Золотой лилии». И некие деловые отношения между ними не исключались.

Машины глухо заурчали моторами, увозя следователей, оперов, газетчиков, Илляшевскую и ее приближенных. Последней покинула территорию «Золотой лилии» «Волга» Сидорина.

– Премию получишь от комитетского начальства. Деньги к деньгам. – Сидорин закурил сигарету, ухмыльнулся. – Мне благодарность объявят. Премию вряд ли. Ты герой со стороны, а я опер из другого ведомства. В принципе, мое участие не приветствуется. Когда отмечать будем, Ряузов?

– Как скажете, Валерий Фомич.

За кирпичной стеной, над ельником, озерцами разливался туман. Опять потеплело. Снег падал редкий, крупный и мокрый. Из багровой мглы выползло солнце и осветило кортеж автомобилей, движущийся по дороге.