Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

Понадобилось три недели, отмечает М. Руст, чтобы КГБ поверил в мирные мотивы действий пилота. 24 июня 1987 года следователи известили М. Руста о том, что в его «показаниях не обнару­жено противоречий» и отпали «основания предпо­лагать, что полет был совершен с провокационны­ми намерениями, не говоря уже о том, что за ним кроются заговорщики». Начальник следственного изолятора сказал вечером того же дня Русту, что видит в нем «друга СССР».

«Вывод: следственные работники КГБ с самого начала были дружественно настроены ко мне, они не сделали ничего, что в тех условиях могло обер­нуться мне во вред; совсем наоборот, они посто­янно прилагали усилия к тому, чтобы поддержать меня, и искренне разделяли мое возмущение пуб­ликациями в прессе западноевропейских стран и прежде всего в Федеративной Республике, от ко­торых волосы вставали дыбом».

«Я убежден, — заключает М. Руст, — что, если бы этим «чистым делом» не злоупотребили в поли­тических целях, оно вполне могло бы послужить на пользу реформам в Советском Союзе» [19].

Мне, в сущности, нечего добавить к «Мыслям...» М. Руста. Если и когда мою записку М. Горбачеву выпустят на свободу, каждый любознательный смо­жет установить, сколь близким был ход рассужде­ний, а также итоговых оценок, у меня и следовате­лей КГБ. Работники госбезопасности упустили по­интересоваться, чего от них ждет высшее началь­ство, каков заказ, и сочли правильным действовать по совести. Как-никак «социализм с человеческим лицом» был на дворе. Но им и заодно мне показа­ли, что в политике человечность — это товар, а не принцип, не жизненная позиция.

432 дня было отмерено М. Русту пользоваться русским гостеприимством с поправкой на обсто­ятельства. Сравнительно скорое его освобождение прошло у нас совсем незаметно. Хроникеры ску­пыми словами подали эту весть. От былых раска­тов не осталось даже эха. «Дело Руста» свое назна­чение исполнило. Человек Руст стал в дворцовом раскладе лишним. Можно было переходить к дру­гим задачам. На Олимпе нет вечных друзей и веч­ных врагов, там хозяин интерес — величина кап­ризная и переменчивая.

В вводном слове я обещал рассказать, как скла­дывались события в связи с моим обращением к М. Горбачеву в канун тысячелетнего юбилея вве­дения христианства на Руси.

Времени на подготовку к знаменательной дате оставалось в обрез. Окольными путями ко мне сте­кались известия самые что ни на есть насторажи­вающие. Элементарные пожелания и просьбы церк­ви встречали афронт. Вместо празднования тысяче­летия как общенационального юбилея назревало закручивание «антиклерикальных» гаек. Понять узколобое сектантство бюрократов в аппарате ЦК я не мог, принять его не захотел.

Не воспользоваться тут уж в самом прямом смысле Богом данным шансом, чтобы привести в норму отношения между церковью и государством, глупо и безответственно. Отгородиться от торжеств, которые по зову сердца и в память о предках собе­рут миллионы людей по всей стране, — это оскор­блять свое прошлое, открещиваться от корней своих, ничему не научиться. Цари не ладили с цер­ковью: никак не могли поделить власть. А Петр I вообще прослыл у клерикалов за антихриста. Цер­ковь враждовала с Львом Толстым и Лениным. Так было. Коса не раз находила на камень, и от раздо­ров достатка нации не прибавлялось, чаще внакла­де оставались все. Когда-то же надо было извлекать уроки. Или выжидать будем пришествия следующе­го столетия или даже тысячелетия?

Будь что будет. Приглашаю в АПН группу церков­ных деятелей, мне лично знакомых. В условленный день их прибыло больше, чем ожидалось. Предсе­датель Государственного комитета по делам культов К. Харчев, которого я попросил взять на себя созыв, чуть перестарался. Мой служебный кабинет маловат, перебираемся в зал правления агентства.

После взаимных приветствий, не очень затянув­шихся, задаю гостям несколько конкретных вопро­сов: что реально сделано и делается к юбилею, что из пожеланий патриарха и епископата находит кон­структивный отзвук и где советская власть встала в позу, есть ли в контексте тысячелетия продвижение по застарелым проблемам, коим церковь придает значение? В ответ услышал горькое и грустное. Не желая нарываться на отказ, православная церковь скромно сформулировала свои просьбы к государ­ству. Однако и они застряли по большей части в паутине, сотканной из хамства, черствости и бю­рократизма.

Условливаемся, что мои собеседники обсудят си­туацию с патриархом Пименом и открытым слогом известят меня,-как церкви видятся программа-оп­тимум и минимум-минимо . Я в свою очередь брался без ссылок на церковные авторитеты доло­жить о положении дел лично М. Горбачеву. Инте­ресам дела не повредило бы, не преминул отметить я, если бы участники встречи в АПН оставили при себе все услышанное в ходе наших размышлений вслух. Приходится учитывать, что любителей вли­вать в мед деготь не убавится с получением сигна­ла, что председатель агентства принимал высоких церковных представителей, а скрыть это, понятно, невозможно.