Конго Реквием

Она бросила окурок и направилась к нему. Те же своеобразные шмотки, и старомодные, и стильные, и та же только ему присущая манера их носить. Слишком затянутый пояс плаща делал его талию осиной и в то же время придавал ему вид гестаповца. Как мог он надеяться соблазнить такую красотку, как она? Да и хотел ли он действительно ее соблазнить?

Когда до него оставалось всего несколько метров, она вновь представила, как он роется в ее сумочке или идет решительным шагом по кладбищу. Щелчок – и она вспомнила о мумиях в склепе, загадочном Томасе Санцио, покупавшем ингредиенты для бальзамирования, о неясной личности самого психиатра. Она помахала ему, подумав: Кто ты, сукин сын?

– Добрый вечер. – (Ни поцелуя, ни рукопожатия.) – Очень мило, что вы пришли.

– Очень мило, что вы меня пригласили.

– Вы сами предложили это место: хотите сходить на выставку? Она закрывается только через час.

– Я уже была, спасибо. Можем немного прогуляться. Потом поужинаем.

– Как пожелаете, – уступил он и развел руками, не вынимая их из карманов, что придало полноты его фигуре.

Гаэль в очередной раз испытала странное чувство оттого, что видела его вот так, во плоти и в верхней одежде, – его, кто более года оставался только голосом и половинкой туловища. Перемена не пошла ему на пользу: он казался неприспособленным к современной жизни, неуместным в парижской суете.

Чтобы скрыть замешательство, она снова закурила, и они направились к фонтану Стравинского. Кац оглядывался по сторонам. Она как-то себя выдала? Он почуял ловушку?

– Вы связались с моим коллегой? – спросил он неуверенным голосом.

– Вас это больше не касается, господин психиатр.

– Вы правы.

– Я ему еще не звонила. Я должна привыкнуть к мысли о смене уха.

– Но… как вы себя чувствуете?

– Думаю, несколько недель еще продержусь.

– Отлично.

Тон противоречил его утверждению. Куда подевалась его собственная паранойя? Она была убеждена, что психиатры, как и дилеры, любили держать своих клиентов на крючке.

– Как поживает ваша семья? – ломанулась она очертя голову.

– Моя семья? – удивленно повторил он. – Э-э… очень хорошо.

Механические скульптуры фонтана выделялись в темноте своей яркой расцветкой и лоснящимися рельефами. К сожалению, бассейн был пуст, и автоматы стояли на сухом дне.

– Я не помню, – настойчиво продолжала Гаэль, – ваша жена работает?

– Да… То есть нет… – пробормотал он, избегая ее взгляда. – Она по образованию психолог. Время от времени она принимает участие в семинарах.

– Сколько времени вы женаты?

– Я уже давно бросил подсчитывать. Лет двадцать, думаю…

Она чуть было не бросила: «Зачем врешь, сволочь ты этакая?», но довольствовалась тем, что спросила – насмешливо, с долей провокации:

– И она позволяет вам отправляться вечером на свидание с молодой женщиной?

– Я вам уже говорил, у нас не те отношения.

– А какие у вас отношения?

Кац взмахнул руками, будто защищаясь, – его бесполое лицо, выделяясь на фоне модернистских скульптур и готических окон церкви Святого Медерика, представляло собой поистине странное зрелище.

– Прошу вас, – запротестовал он, смеясь, – я не думал, что попаду на допрос!

Вместо того чтобы сменить тон на более мягкий, Гаэль выпустила новый залп:

– Вы помните, с чего начались наши сеансы?

– Э-э… думаю, с того, что вы со мной связались.

– Я не помню.

– Правда? Возможно, это проявление некоторой заторможенности…

– Пожалуйста, не сейчас…

Он опять засмеялся, все более раздраженный, и ускорил шаг.

– Может, мы встретились на какой-то вечеринке, – не отступала она, – когда я была под кайфом или пьяна, а?

– Не думаю, что мы бываем на одних и тех же вечеринках.

– А на каких вечеринках бываете вы?

Гаэль задала вопрос настолько агрессивно, что Кац резко остановился:

– Вы уверены, что хотите видеть меня сегодня вечером?

– Простите, – ответила она спокойнее.

Новая сигарета. Дым, который она выдохнула, внезапно показался ей очень белым. Ослабь давление

.

Она сменила курс и заговорила тоном, который считала непринужденным:

– Вы следили за делом Человека-гвоздя?

– Почему вы спрашиваете? – еще больше напрягся он.

– Вы же знаете, до какой степени я была замешана в ту историю.

– Ну и что?

– Мне бы хотелось узнать ваше мнение как психиатра об убийце.

– Прежде всего, о каком Человеке-гвозде вы говорите? О том, что из семидесятых? Или о том, который терроризировал Париж два месяца назад?

По крайней мере, он не изображал полное неведение. Внезапно Гаэль все стало ясно. Кац заинтересовался ею именно из-за ее близости к обоим делам. В конце концов, она была дочерью копа, который арестовал первого убийцу, и сестрой того, который вычислил второго. Но убила-то его я, повторяла она про себя, словно желая проникнуться уверенностью, что в случае необходимости сумеет за себя постоять.

Психиатр снова зашагал, но такой неверной походкой, что казалось, будто он хромает.

– Не знаю, что вам сказать. Я немало прочитал в прессе и…

– И?..