Конго Реквием

Лоик прекрасно с этим разберется. Он позвонил ему, но братец послал его куда подальше. Эрван повысил голос и заодно велел заняться организацией похорон на Бреа. В конце концов, моряком в семействе был именно Лоик. В результате тот согласился ворча – Эрвану он казался все более и более странным. А самым удивительным было то, что брат вроде бы не испытывал страха, а ведь насильственная смерть Монтефиори и убийство Морвана должны были вогнать его в ужас – Лоик принадлежал к категории «смелее, смываемся!». Что он задумал?

Если уж говорить о мандраже, то лучше б Эрвану побеспокоиться о собственной судьбе. После всего, что он видел и пережил в Катанге, он стал тем свидетелем, которого нужно убрать как можно скорее. Кого ему следовало опасаться? Мумбанзы? Подельников Понтуазо? Еще каких-нибудь убийц?

Телефон зазвонил: Одри. Очень вовремя.

– Что у тебя?

– Перечитываю дело Криеслера.

– Ну и?..

– Как была куча неясностей два месяца назад, так и осталась.

– Никаких связей с Изабель Барер?

– Ни хрена. Крипо много раз лечился в психиатрии, прежде чем попал в полицию. У меня есть список заведений. Нужно будет сравнить со списком по Барер, но вряд ли они сидели рядышком в смирительных рубашках. В те времена она еще жила в Клермон-Ферране…

– Когда вы взломали ее кабинет, ничего подозрительного не нашли?

– Ты прекрасно знаешь, что мы нашли.

– Кроме вырезок из прессы и адресов.

– Было еще досье на Анн Симони.

– Где оно?

– В папке, которую тебе дали.

– А что-нибудь еще?

Одри задумалась на несколько секунд, потом:

– В ее библиотеке было много книг по африканской магии.

– Про нганга?

– Мы нервничали, – ответила Венявски, будто извиняясь. – Я не стала вдаваться.

– А что соседи говорят, на улице Николо и де ла Тур?

– Завтра утром. Я не могу все сделать зараз.

Одри свое дело знала: завтра же она с головой окунется в рутинную жизнь кварталов с их кафе, консьержками, мелкими торговцами – причем с утра пораньше, когда весь этот маленький мирок только просыпается для жизни.

– Ладно, работай, – заключил он.

– Хочешь, чтобы я туда вернулась? – предложила она.

– Куда?

– К Кацу.

– Ты что, совсем больная?

Одри не ответила. Она действительно была больная, а потому – лучшая.

– Не вздумай, – добавил он, больше для себя, чтобы и самому не соблазниться. – Слишком рискованно. Продолжим как положено. Будем работать с тем, что имеется. Перешерсти завтра квартал, но я и слышать не хочу ни о каких взломах. Ты сейчас у всех на виду, мать твою!

Он повесил трубку и приготовил кофе. Желудок горел от изжоги, но он собирался проработать всю ночь. Устроившись на диване, он решился наконец открыть досье Изабель Барер.

Его ребята хорошо поработали. Они собрали все, что могли, на психиатра, столь же чокнутого, что и его пациенты, если не более. Отслеживая перипетии ее жизни (Изабель знала толк в психозах), Эрван вспомнил Отто Гросса, тот был лучшим учеником Зигмунда Фрейда, но душевнобольным и наркоманом, и в конце концов умер на улице, просто замерз. Эрвана завораживало классическое клише «безумного психиатра» – он находил в нем ту же логику, что и в собственной профессии: можно ли стать хорошим копом, не будучи потенциальным преступником? Чтобы промерить глубины бездны, нужно знать ее или, по крайней мере, подойти к ней максимально близко. Морван всегда говорил: «Они болезнь, мы вакцина: в нас одни и те же микробы».

Досье начиналось с фотографий. Красота Изабель была мрачной и тревожной. Та же загадочная грация виднелась в череде изображений, неизменно просвечивая сквозь смену причесок и макияжа, – от молоденькой студентки с наэлектризованными прядями, беспокойными глазами и кукольными чертами лица до головы мертвого двуполого существа в самом конце – Эрика Каца. Особенно гнетущее впечатление производил полицейский антропометрический снимок: там она была с короткими волосами и в нацистской форме (под черным плащом виднелись нашивки). Это фото напомнило ему фильм семидесятых годов «Ночной портье», в котором рассказывалась садомазохистская история отношений между немецким офицером и еврейской беженкой. Такое ощущение, что Изабель исполняла обе роли. Она была и Шарлоттой Рэмплинг, и Диком Богартом, жертвой и ее палачом.

Чего хотела эта сумасшедшая от Гаэль? Что ее связывало с Человеком-гвоздем? Как и зачем она заполучила Анн Симони в качестве пациентки? Где она раздобыла адрес Людовика Перно? Фашиствующий наемник, сексот и убийца – он был не из тех парней, чьи координаты есть в справочнике.

Он перешел к общедоступной информации. Бареры были богатой семьей из Клермон-Феррана. На протяжении поколений они владели сначала ручными прачечными, потом химчистками. На сегодняшний день они возглавляли империю – десяток филиалов по всей Франции. Множество вырезок из прессы свидетельствовало об их распрях с экологическими ассоциациями из-за перхлорэтилена, часто используемого при сухой чистке, канцерогенного и загрязняющего окружающую среду.