Лоик выгнулся: его позвоночник словно попал в мясорубку. Лицо дергало тиком – он больше им не владел, черты искажались. Он задал вопрос наугад, не ожидая ясного ответа:
– Кто это был?
Марчелло улыбнулся: несмотря на неприятную манеру поведения француза и присутствие графини, которое его смущало, говорил он по-прежнему неторопливо и почтительно.
– Флоренция – маленький город. Я здесь родился, здесь и умру. В конце концов оказывается, что ты знаешь всех…
– Кто это был, мать твою!
– Успокойся, Лоик.
Лоик вытер пот со лба и отступил на шаг, словно говоря своей спутнице: «Твой черед».
– Кто это был, Марчелло?
– Джанкарло Баладжино.
– Тот тип со свалок?
– Он самый.
София повернулась к Лоику: он нуждался в переводе.
– Баладжино очень известен во Флоренции и пользуется дурной славой. Он появился в восьмидесятых годах и сделал себе состояние на обработке отходов. После многих лет тюрьмы он нанял бывших заключенных, чтобы те собирали мусор и трудились на его заводах по переработке. Внешне – прекрасный пример социальной реадаптации, но никто в точности не знал ни чем занимались эти типы, ни в каких отношениях с мэрией состоял сам Баладжино. Поговаривали о взятках, расхищении бюджетных средств, рэкете… Для Италии – рутина.
Все это никак не увязывалось ни с Конго, ни с торговлей оружием.
– Он был другом Джованни?
– Нет.
– Врагом?
– У отца не было ни друзей, ни врагов. Только партнеры.
Эти готовые формулировки казались особенно пустыми теперь, когда жестянщик пребывал в могиле.
– Ты с ним уже встречалась во Фьезоле?
– Никогда. От этого субъекта несет серой, и пусть отец не был ангелом, он никогда бы не показался на люди рядом с такой мразью.
– За что он загремел в тюрьму?
Марчелло вмешался – он, очевидно, был счастлив, что внезапно оказался приближен к команде самых шикарных следователей во Флоренции.
– Если мне будет позволено, – выдохнул он, – в свинцовые времена[64]
Баладжино принадлежал к NAR, Вооруженным революционным ячейкам, одному из крайне правых военизированных итальянских движений. Его прозвалиЛоик чувствовал, что запутался, но, по крайней мере, ломота и дрожь утихли. Может, в конечном счете лучшее, что он может сейчас сделать, – это вздремнуть в одном из кресел в холле отеля…
– Кроме моего отца и Баладжино, в то утро кто там еще был? – продолжила София.
– Только один человек. Крепкий. Лет сорока. Блондин с очень бледной кожей. Похож на шведа или что-то в этом роде…
– Ты его уже видел?
– Никогда.
– Что-нибудь еще можешь сказать?
Марчелло выдал елейную улыбку, которую мажордом приберегает на случай, когда ему удается предугадать желание хозяина.
– Я записал номер его машины.
– А откуда ты знаешь, какая машина была его?
– Когда я проезжал мимо, он полез за папкой в одну из машин. «Фиат-мареа». Все это показалось мне очень… странным.
– Дашь нам номер?
Марчелло достал сложенную вчетверо бумажку, как если бы он хранил ее в пиджаке с того памятного утра в ожидании графини.
– Ты повторишь показания полицейским? – спросила она, убирая бумажку в карман.
– Нет, вы же прекрасно понимаете.
София улыбнулась и глянула на Лоика: тот мечтал поскорее уйти. Ему даже пришлось опереться о кофейный столик, чтобы сохранить равновесие.
– Спасибо, Марчелло.
– Что до вашего отца…
Метрдотель чуть было все не испортил несколькими банальными фразами, но вовремя спохватился, вспомнив, без сомнения, маленькую девочку, которая играла в садах Фьезоле, – уже тогда она была не из тех, кто жалеет себя или других.
Она поцеловала его в щеку. Лоик уловил то мгновение, когда высокий худой мужчина едва не заплакал. Чтобы не переборщить, он попрощался с ним сухо, просто легким кивком, напустив на себя злобный вид большой шишки.
Они вышли из дворца и направились к машине, скрипя подошвами по гравию. Несмотря на полный упадок сил, Лоик вновь увидел, как дальнюю точку на горизонте, все те потрясающие мгновения, которые они разделили, она и он, здесь, в Тоскане, вместе погружаясь в тот античный покой, которого не найти больше нигде в мире.
Открывая дверцу, София бросила:
– Или успокойся, или принимай свой кокс, но больше мне таких фокусов не выкидывай.
– Поверить не могу, что я это сделал, босс.
– Тебя ведь это тоже устраивает, верно?
– Шеф, мы рискуем жизнями всего каравана.