Читаем Кони в океане полностью

Это у меня бывало так. Но если послушать бывалых наездников, то выйдет нечто совершенно другое. О стремительной борьбе на призовой дорожке мастер повествует так, будто сидел он не на беговой качалке, а на стуле, даже в покойном кресле, и при этом глаза у него имелись не только спереди, но и на… Как это еще понимать, если рассказывает он и о тех, кто трепыхался где-то далеко сзади, так сказать, «глотал пыль» (или, как мы, снег)? «Ну, — рассуждает мастер, — поглотаешь ты у меня пыли!» А сам впивается, как клещ, в едущих впереди него.


Мы заканчивали первый круг, оставаясь все еще сзади, и с трибун до меня (сидел я с полевой стороны) доносились возгласы:

— Студент, ходу!

Однако Сергей Васильевич не отдавал никаких распоряжений. Как Иван Михайлович, капитан, или Томас Кингсли, ковбой, так и наездник Сергей Васильевич Кольцов в решительную минуту производил впечатление человека успокоившегося. «А, наконец-то!» Вроде бы получил то, чего добивался давно, и больше уж ничего ему не нужно.

Сергей Васильевич поглядывал исподлобья вперед: выше поднять голову нельзя, потому что летят снежные комки. И — слегка пошевеливает вожжой.

Мы были предпоследними. Но вскинулась голова у коренника серых, которые шли впереди нас, — это значит, с хода их коренник сбился, перешел на галоп, и тут же издал Сергей Васильевич разбойничий возглас, и мы оказались уже не предпоследними, а третьими. Вел Валерий на вороных. Следом держались гнедые из Кургана. Наш наскипидаренный коренник навис вспененной мордой над пассажирами этих гнедых так, что соперники наши оглядываться стали: «Куда прешь?!»

— Дави, — сказал Сергей Васильевич земляку-саратовцу спокойно, как «морской волк» говорил: «Потравливай» или «Право руля».

Но даже земляк оглянулся, не веря собственным ушам. Настолько было это рискованно и, главное, против правил.

— Дави! — тут уже крикнул Сергей Васильевич, не оставляя сомнений относительно своих намерений.

Дальше все получилось как по нотам. Инстинктивно подчинился свирепой команде земляк, от посыла его чуть подался вперед коренник и, спасаясь от оскаленной конской морды, подались в сторону гнедые: что и нужно было! Мы «сели» на бровку.

— Ты, старый… что делаешь? — кричали нам из экипажа гнедой тройки.

Они и не догадывались, что излишне пунктуальным указанием на возраст подписали себе смертный приговор. Сергей Васильевич, конечно, не удостоил их ответа на вопрос, что делал он и что делает. Зато показал, что будет делать. Из кармана вытащил клоунски огромную связку разнообразных ключей и начал побрякивать ими что было сил. Что получилось? По бровке, сокращая путь, мы продвинулись вперед настолько, что спинка наших саней находилась на уровне морды гнедого коренника. И прямо у него под носом гремели ключи. Призовых рысаков ничем привычным для них не запугаешь, но такого коренник отродясь не слыхал. Он стриг ушами и, несмотря на энергичнейшие понукания своего наездника, не подавался ни на шаг вперед. Сергей Васильевич поставил нашим соперникам звуковой барьер.

Остались только вороные. Один Валерий. Один и никого, как предсказывал саратовец. По сравнению с пророчеством разница заключалась в том, что к фаворитам вороным подбирались аутсайдеры-рыжие.

Но как, в самом деле, можно объехать резвых соперников? Это называется «съесть ездой» — тактикой.

Сергей Васильевич «управлял» наездником-земляком, земляк — коренником. Мы неслись что было сил, так, словно дело происходило уже на финише. Нет, дорога была еще длинная, как выражаются конники. Но мы намеренно делали бросок не вовремя.

Рыжие захватили вороных. Стараясь попасть в такт со стариком Кольцовым, я тоже качал вожжой, высылая свою пристяжную. Вовсю пыхтел наш коренник.

Валерий бросил на нас косой взгляд и опять слегка улыбнулся, крутанул головой: «Во дают!» Что было ему беспокоиться, когда у него — вожжи в руках, класс и резвость в запасе.

С противоположной от трибуны стороны, как всегда, стояла своя, особая публика, и раздались крики:

— Эй, на рыжих, столбом не ошибись!

Дескать, ехали мы так, будто дистанция уже заканчивалась.

Входя в последний поворот, при выходе на прямую, мы с вороными сравнялись. Было видно, как хорошо и свежо идут они, вороные, эта отлаженная самим же Сергеем Васильевичем живая машина. Пристяжки их вытянулись в струну, коренник влег в хомут, Валерий приподнимал вожжи, готовясь сделать последний посыл.

В самом повороте Сергей Васильевич вдруг дернул вожжу на себя. Его пристяжка соответственно начала крениться в сторону, на вороных. Оглушительный вопль вырвался сразу из трех грудей — Валерия и его испытанных пассажиров.

— Батя, что делаешь?! — воззвал Валерий.

Что в самом деле старик вытворяет? Это называется «проехать по ногам». Прямо под копыта вороных лезли наши рыжие. Вороные забеспокоились. Их правая пристяжка подалась в сторону коренника, коренник начал стричь ушами, меняясь ходом.

— Опомнись, батя! — взмолился Валерий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей
Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей

Бестселлер Amazon № 1, Wall Street Journal, USA Today и Washington Post.ГЛАВНЫЙ ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ТРИЛЛЕР ГОДАНесколько лет назад к писателю true-crime книг Греггу Олсену обратились три сестры Нотек, чтобы рассказать душераздирающую историю о своей матери-садистке. Всю свою жизнь они молчали о своем страшном детстве: о сценах издевательств, пыток и убийств, которые им довелось не только увидеть в родительском доме, но и пережить самим. Сестры решили рассказать публике правду: они боятся, что их мать, выйдя из тюрьмы, снова начнет убивать…Как жить с тем, что твоя собственная мать – расчетливая психопатка, которой нравится истязать своих домочадцев, порой доводя их до мучительной смерти? Каково это – годами хранить такой секрет, который не можешь рассказать никому? И как – не озлобиться, не сойти с ума и сохранить в себе способность любить и желание жить дальше? «Не говори никому» – это психологическая триллер-сага о силе человеческого духа и мощи сестринской любви перед лицом невообразимых ужасов, страха и отчаяния.Вот уже много лет сестры Сэми, Никки и Тори Нотек вздрагивают, когда слышат слово «мама» – оно напоминает им об ужасах прошлого и собственном несчастливом детстве. Почти двадцать лет они не только жили в страхе от вспышек насилия со стороны своей матери, но и становились свидетелями таких жутких сцен, забыть которые невозможно.Годами за высоким забором дома их мать, Мишель «Шелли» Нотек ежедневно подвергала их унижениям, побоям и настраивала их друг против друга. Несмотря на все пережитое, девушки не только не сломались, но укрепили узы сестринской любви. И даже когда в доме стали появляться жертвы их матери, которых Шелли планомерно доводила до мучительной смерти, а дочерей заставляла наблюдать страшные сцены истязаний, они не сошли с ума и не смирились. А только укрепили свою решимость когда-нибудь сбежать из родительского дома и рассказать свою историю людям, чтобы их мать понесла заслуженное наказание…«Преступления, совершаемые в семье за закрытой дверью, страшные и необъяснимые. Порой жертвы даже не задумываются, что можно и нужно обращаться за помощью. Эта история, которая разворачивалась на протяжении десятилетий, полна боли, унижений и зверств. Обществу пора задуматься и начать решать проблемы домашнего насилия. И как можно чаще говорить об этом». – Ирина Шихман, журналист, автор проекта «А поговорить?», амбассадор фонда «Насилию.нет»«Ошеломляющий триллер о сестринской любви, стойкости и сопротивлении». – People Magazine«Только один писатель может написать такую ужасающую историю о замалчиваемом насилии, пытках и жутких серийных убийствах с таким изяществом, чувствительностью и мастерством… Захватывающий психологический триллер. Мгновенная классика в своем жанре». – Уильям Фелпс, Amazon Book Review

Грегг Олсен

Документальная литература