Конкурс песочных фигур

Статьи об улучшенной и принципиально новой технике по изготовлению вафель и кремов были готовы, описания технологических процессов с кучей терминов, показателей и единиц измерения – тоже, и Карина приступила к переводам, которые оставила себе на сладкое. Эти коротенькие заметочки шли в журнале для кондитеров в развлекательный раздел и на подверстку.

В Японии к Дню святого Валентина изготовили шоколад стоимостью более трех миллионов долларов – в форме Африки, весит двенадцать килограммов и весь усыпан настоящими алмазами. Но никто пока это чудо не купил…

Самые старые шоколадные батончики хранятся в одном из американских музеев шоколада, умудрившись за сто десять лет так и не попасть никому на зуб, даже мышкам…

Работалось над этой пестрой смесью легко, Карина с удовольствием отвлекалась от тяжеловесного научного стиля. Раньше материалы в рубрику «По страницам зарубежной печати» ей давали самые разные – и для технических журналов, и для сельскохозяйственных. Пищевые были, пожалуй, самыми интересными – не так непонятно, как описание какого-нибудь лифтового хозяйства, и при покупке продуктов всплывают потом полезные сведения. А теперь издательство предложило постоянную работу для пищевиков! Карина с радостью за нее ухватилась. И платят всегда вовремя, и руку она за несколько месяцев уже набила.

Все, в понедельник можно отправлять. Или прямо сегодня, чтобы они получили, как только утром придут и включат компьютеры. Оставалось бросить на готовую работу последний взгляд, поправить кое-какие штришки…

И вдруг документ сам собой закрылся. На экране красовался белый парусник, напоминая о предстоящих выходных, о лете и о пляже. Карина замерла, соображая – неужели ткнула куда-нибудь? Да нет как будто. Попробовала снова открыть материал, но вылезла табличка с сообщением, что файл поврежден, и предложением его восстановить. Карина, конечно, согласилась, но почти тут же явился ответ, что восстановление не удалось. В легкой панике она попробовала открыть другие материалы из папочки «Кондитер» – на всякий случай. Не открывался ни один.

Дальше все поплыло, как в классическом кошмарном сне. Вот она кладет на дисковод болванку. Пусть сегодняшний труд улетел в небытие, но материалы, сделанные за всю неделю, сохранились, конечно! Она аккуратно их сбрасывала, порцию за порцией! Вот и с диска не открывается ни один файл, и лезут те же самые таблички. Вот она, призывая себя сохранять спокойствие, трясущимся пальцем набирает номер своего компьютерного ломастера. Вот является ломастер, принося с собой надежду, – и тут же ее отбирает, сообщая, что это смерть с косой, что он сейчас поставит антивирус посильнее и – вялым голосом – что попробует восстановить тексты. Хотя бы какую-то часть.

До Карины начинает доходить, что ее работы не существует, как будто она ее и не делала. С таким же успехом она могла бы всю неделю валяться на пляже, читать роман, спать, смотреть телевизор. И можно теперь сколько угодно проклинать виртуальность за то, что она такая виртуальная, и скорбеть о пишущей машинке, гусином пере, глиняных табличках – любых материальных, надежных способах закрепить человеческую мысль. На всякий случай позвонила Семеновым, проконсультировалась с Вадимом – скорее, просто пожаловалась, потому что ничего спасительного он тоже не сказал.

Итак, в понедельник, прямо с утра, ее кондитерам получать нечего. В лучшем случае зазвонит телефон, они услышат, как она блеет про компьютерную катастрофу и просит еще несколько дней, и подумают, что поторопились насчет постоянной работы. Надо взять кого-нибудь другого, без катастроф и неприятных сюрпризов.

Был один только выход, ясный до прозрачности – засучать рукава и все начинать сначала. Для этого есть два дня. И еще целый сегодняшний вечер, который тоже не должен пропасть.

Зазвонил мобильник. Володя, с другой планеты, спрашивал о каких-то выходных. Карина сначала вообще не понимала, о чем можно говорить, кроме того, что с ней случилось. И чужим голосом ответила, что выходных не будет. Потом, сообразив, что наделала, плюхнулась на диван лицом вниз. Володя, конечно, ни в какую компьютерную катастрофу не поверил и переспросил, правильно ли он ее понял – «мне больше не звонить?». И не хочет ничего понимать! А еще рвался помогать решать проблемы! Вот проблема, пожалуйста, – и, как всегда, только ее собственная…

До чего же хочется зажмуриться и ничего не решать и не делать! Карина представила, как соскребает себя с дивана и усаживает за компьютер, затем проделала это с громкими проклятиями. Должна же работа пойти быстрее, чем первый раз! Она ведь помнит материал и не будет то и дело лазить в словари!

К ночи, переведя изрядный кусок и убедившись, что быстрее – это все же не так быстро, как она надеялась, Карина думала, что уснет, как только донесет голову до подушки. Но почти сразу из полуобморочного состояния ее выбросила трезвая, безжалостная мысль: к понедельнику все равно не успеть. И, прекрасно понимая, что надо спать во что бы то ни стало, она стала сражаться с этим «не успеть». В верхней квартире часы били два, три, четыре – и накатывала новая волна ужаса: уснуть не удалось, а с чугунной головой завтра вообще ничего не сделаешь! Далекий голос межпланетного Володи время от времени возникал, убеждая, что в гору ей карабкаться бесполезно, потому что это только его, особая тропа и он на нее никого не пускает, – а она кидалась возражать, но сама себя не слышала – пока не поняла, что ее просто нет. Никто ее не увидит, не услышит, потому что ее нет вообще. Что же делать – теперь, когда ее выставили с работы и когда надо опять ходить по дворам и предлагать свои рабочие руки, в очередной раз доказывая, какая она деловая, ответственная, исполнительная! Как же все это увидят, если вместо нее – пустота?

И опять, как бой часов, прозвучало зловещее: понедельник! И опять Карина, которую подбросило на подушке, подумала: надо же спать! Никто ее пока ниоткуда не выгнал, и пока не надо никуда ходить и вообще дергаться, а, наоборот, замереть, забыться, чтобы завтра проснуться как ни в чем не бывало, бодрой и энергичной…

И опять пришло в голову спасительное: а это она так спит, и, значит, все идет как надо. Мало ли как человек может спать – подумаешь, подскакивает, вертится. Главное – глаза закрыты.

На следующую ночь спалось уже по-настоящему. Катастрофа почти миновала. Восстановительные работы продвигались споро, Иринку забрала на выходные Аня. В воскресенье к вечеру Карина опять добралась до маленьких вкусных заметочек, хотя делались они уже без прежнего энтузиазма, просто добросовестно. В дверь позвонили.

– Собираем на починку домофона, – объявила старшая по подъезду, и Карина побежала за кошельком.

Не успела снова сесть за работу – надо бы добить да и поскорее отправить, – как опять раздался звонок в дверь. Опять, что ли, платить за что-нибудь? Не могли уж сразу взять за все!

В дверях стоял Володя. Он молча, напряженно смотрел на нее, не отвечая на радостное приветствие, стоял на площадке ближе к лестнице, чем к двери, и Карине пришлось шагнуть за порог и перетянуть его за руку в прихожую.

Через прихожую она тянула его уже за обе руки, потому что Володя упирался и, наконец разлепив губы, быстро проговорил, как будто оправдываясь за вторжение, что ее мобильник уже два дня не отвечает, а домофон оказался сломан, подъезд нараспашку, поэтому он взял и вошел. Карина взглянула на мобильник:

– Разряжен, конечно. Не до него было! – а потом, повнимательнее, на Володю: – Ба, ты что, заболел? Или тебя из Белогорска пешком пригнали?

– На электричке. – Володя продолжал говорить коротко, односложно. Вид у него был измученный, под глазами круги. Оказавшись в комнате, он настороженно поглядывал по сторонам, как будто ждал, что из любого угла кто-то выскочит.

– А машина?

– Не на ходу. Подрезали.

– Ну, главное, сам цел-невредим! – Карина сообразила, что стоит посреди комнаты, вцепившись в гостя обеими руками, вместо того чтобы привечать и потчевать, как положено. – Слушай, давай располагайся без церемоний! Можно, я еще минут десять не буду за тобой ухаживать? Мне надо кровь из носу добить вот этот материал – пока он меня не добил вконец.

Она уселась перед экраном, приветливое лицо сразу стало сосредоточенным – и тут же полностью погрузилась в свой текст. Володя смотрел на это превращение, постепенно осваиваясь, занимая больше места, чем краешек дивана, и все еще не совсем веря, что Карина оказалась дома, что она действительно завалена работой, и на него не выскочит ее какая-то неведомая личная жизнь, и – главное – что она ему рада.

Через десять минут, перекрестив экран и отправив материалы по электронной почте – поскорее, пока опять что-нибудь не стряслось! – она повернулась к Володе и, сияя, начала с облегчением объяснять, как все это было ужасно и наконец кончилось. Глядя, как она летает из кухни в комнату, принося чайник, чашки и пересказывая всякую всячину о шоколаде и сладостях из своих переводов, Володя и сам если не начал улыбаться, то хотя бы перестал хмуриться. Просчитанные и вполне возможные варианты – от ворот поворот и ворота, вообще запертые, – превратились в не совсем реальное гостеприимство за полукомпьютерным, получайным столиком в не совсем типичной комнате – с большими разноцветными изображениями сказочных цветов и зверей по стенам и огромным, во все окно, нарисованным солнышком.

– Карин, я приехал сказать – а до этого звонил, чтобы тоже сказать… – начал он, чтобы не было никаких недоговоренностей. Карина сдвинула брови и протестующе махнула рукой, но Володя все равно продолжил: – В общем, я приехал сказать, что согласен быть твоим выходным днем. Пусть все остается на твоих условиях, меня все устраивает, я постараюсь не лезть ни в твои дела, ни в…

Тут Карина замахала руками более энергично, велела прекратить и заявила, что не хочет больше ни заводить ссоры, ни говорить о ней.

– Приехал – и замечательно! Рассказывай теперь, как у тебя дела. А может, мяса хочешь? Что это я тебя шоколадками кормлю! У меня же есть прекрасная курица-гриль, из кулинарии внизу. Готовить, понимаешь, совершенно некогда… Да, комната нестандартная – хозяин художник-декоратор, а обо мне обстановочка ничего не скажет, можно не присматриваться. И живности никакой не могу завести – даже говорящего сверчка в банке… – Она болтала что попало, стараясь хоть как-то снять напряжение, идущее от Володи волнами.

– Но ты же можешь хоть что-то сделать по-своему, ты же здесь живешь! – удивился Володя. – Я, когда один остался в доме, сразу все переделал – теперь только библиотека, как была, и зеленая гостиная. Хотя там и мебель уже другая, и камин перекладывали…

– Да я привыкла, – ответила Карина, радуясь, что он заговорил человеческим голосом. – Меня не раздражает. Зверюшки как раз для нас нарисованы, для Иринки. Она приезжает – еще дорисовывает что-нибудь. А Кандинский вообще мой старый дружище, вдохновляет на подвиги.

– Вот это может нравиться? – снова удивился Володя, глядя на репродукцию с летящими разноцветными кусочками – Карина прицепила ее над компьютером. – То есть тебе это нравится?

– Ну, это очень похоже на то, что у меня в голове, когда там и иностранный текст, и русский вариант, и куски из словарей – все вперемешку, но направлено в одну точку – на чистую страницу и сейчас уложится там стройными рядами… из хаоса – в гармонию… непонятно, да?

– Мне понятно, что это лоскутное одеяло вертится в стиральной машине, – признался Володя. – Ну, будешь говорить – «а еще сын художника»?

– Еще как буду! На Белой Горке куча трактатов об абстрактной живописи, хоть обчитайся… А хочешь, покажу прикольные картинки? Вот в компе – все мое!

И начала предъявлять всевозможных медведей-«преведов», одновременно замечая, что все время передвигает Володю по комнате вручную – вот и сейчас повернула его за плечи к экрану, а одну руку зачем-то на плече оставила, в то время как другая щелкает мышкой. Наверное, это оттого, что комната маленькая и так проще ориентировать человека в незнакомом пространстве, чтобы он не натыкался ни на что. И еще хочется его растормошить, такого дикого! Ведь позади уже все катастрофы! На работу возьмут! За Иринку будет чем заплатить! И выходные наконец настанут, самые настоящие!

И Володя уже улыбался, глядя и на «преведов» – «вот это доступно моему восприятию!», и на нее, снизу вверх, – когда зазвонил телефон. Не разряженный мобильник, а большой плотниковский телефон. Так по-хозяйски зазвонил, что Карина вздрогнула. И заговорил он голосом Ильи.

– Да, все нормально, – однотонно отвечала она. – За квартиру плачу, за свет тоже. За домофон собирали сегодня. Нет, больше ничего нового. – И с отчаянием смотрела, как лицо Володи, не сводящего с нее глаз, приобретает такое же нейтральное выражение.

– Как ничего нового? А как Иринка? Опять нормально? – Илья в трубке орал во весь голос, хотя, конечно, слышала его только Карина. – А, ты не одна? Я не вовремя? – Да, он всегда очень быстро соображал. – Ну, извини. Я, может, скоро приеду, может, через недельку – я позвоню еще.

– Хозяин квартиры, легок на помине, – сказала Карина, кладя трубку и натыкаясь на такое же молчание, как на лестничной площадке, – как будто это не они только что шутили, терзали курицу…

Володя тоже очень быстро соображает и тоже понял, что она – не одна. Но ведь она по большому счету не погрешила против истины! Илья действительно хозяин квартиры, и только!

– Я пойду, – засобирался Володя, не глядя на нее. – Извини – ворвался, работать помешал, и вообще – отдыхать в воскресенье…

– Вот ты меня и застукал, и увидел, чем же я на самом деле занимаюсь по воскресеньям, – невесело усмехнулась Карина. Нечеловеческая усталость вдруг навалилась, как и положено. Откуда только что брались силы болтать, суетиться, тормошить этого сухаря! Если он так и не увидел, как она ему рада, ей, кажется, больше не извлечь из себя ни капли радости.

Володя топтался, посматривая в ее погасшее лицо, казавшееся в полутемной прихожей совсем сумрачным.

– Тебе нужен ноут, – вдруг сказал он. Карина не поняла, он пояснил: – Ноутбук. В непредвиденных случаях ты все равно могла бы приезжать – и дочку бы увидела, и у меня хоть поела бы нормально, и переводы свои сделала бы точно так же.

– Еще не хватало таскаться с чемоданом, – скривилась Карина, но Володя, забыв, что он уходит, начал объяснять, что чемодан – это прошлый век, что бывают совсем маленькие ноуты, и легонькие, не больше килограмма.

Глядя, как он старательно показывает размер, взяв с полочки книжку – вот такой, не больше и не толще! – Карина задумчиво склонила голову, а Володя вдруг протянул руку и отвел упавшую светлую прядь с ее лица – как будто по голове погладил. А она взяла и ткнулась лбом ему в плечо – они стояли совсем рядом, и получилось как-то само собой. «Как Кошаня, – подумала Карина, – сейчас ухвачусь за шею и не отпущу».

И тут же прежняя радость вернулась, как приз за сегодняшние, вчерашние и все былые мучения. Чего же они, такие взрослые, так топчутся, так боятся – то ли себя, то ли друг друга! Кто между ними все время стоит – люди-невидимки, что ли, бывшие мужья, жены? Илья из телефонной трубки? У нее волосы пахнут летом, а он даже поцеловать их не решается – даже в макушку, как она Иринку целует! А его рубашка пахнет соснами – и правда лесной… Неужели их фиктивный роман таковым и останется? Неужели он так и будет всерьез выполнять какие-то условия, думая, что они кому-то нужны? Но он всегда такой прямолинейно-серьезный – он будет, наверное!

И, улыбнувшись, шепнула:

– Володенька, хочешь увидеть циклопа?

Она притянула к себе его голову, прижалась носом к его носу и увидела огромный серый глаз, весь в лучиках, разбегающихся от зрачка, и в длиннющих ресницах, тоже разбегающихся, как продолжение лучиков. А ежик волос под ее ладонями оказался неожиданно мягким, как мех, а глаз – веселым, наверное из-за лучиков.

– Мне пора.

Происходило что-то нереальное, как тогда, с исчезновением переводов. Этого не могло быть, но Володя освободился от ее рук, осторожно ее отодвинул – или отодвинулся сам – и шагнул к двери. И глаза совсем не были веселыми – Карина их не видела, потому что он на нее не глядел, но это было так. А она все смотрела – в упор, обескураженно – и даже невольно дернулась к выключателю, чтобы при свете лучше понять, что творится.

– Куда пора? – глупо спросила она.

– На последнюю электричку, – ответил он голосом таким ровным, что внутри ее все перевернулось, и опять глядя в сторону. – Спасибо за ужин и за то, что оказалась дома. Если бы я тебя сегодня не увидел… В общем, мне это было важно. Ты заряди мобильник. Я позвоню.