Конкурс убийц

— А я услышал «да». Чего тебе стоит, Аджей? По старой памяти, мальчик, с уважаемыми людьми. Все будет более чем прилично, ты удивишься. Это займет-то часа четыре…

— Я. Сказал. Нет. Сам развлекай своих гостей, Сифон, я тебе не гейша. Тем более тебе сейчас, чтобы мои четыре часа купить, квартиру продать придется.

— Да ты сам что угодно продашь, ангелочек, когда узнаешь, что это за люди. И в каком виде они могут тебя увидеть. Вечеринку на барже помнишь?

Ответа не последовало. Гуров насторожился. Если слух его не подводит, именно так начинается шантаж. Раздался тихий, едва различимый шепот Полонского, и от ледяной ненависти, звучавшей в нем, у Гурова на руках волосы встали дыбом.

— Что ты сказал?

— Что слышал. Когда ты стал звездой, я немалые деньги отдал, чтобы найти записи с той тусовки. На видео тебя нет. И не надо. Потому что на фотографиях ты четче некуда, и поверь, ты там узнаваем.

Аджей молчал. Гуров представить себе не мог, что за угроза таилась в снимках, хранящихся у Сифона, но остроязыкий Полонский утратил дар речи. Гуров вытянул шею, попытался разглядеть говорящих через кусты. Художника он узнал по силуэту, которого не скрыли ни сумерки, ни мешковатая толстовка. Сифон же на вид был явно крепче Полонского, остальное терялось в потемках и паутине ветвей, а подняться в полный рост, не обнаружив себя, полковник не мог. Сифон протянул руку, будто хотел взять парня за плечо. Гуров напрягся, приготовившись покинуть свое убежище. Он знал Аджея несколько часов, но и их хватило, чтобы понять — прикасаться к этому парню без его разрешения нельзя. Рука не успела завершить свой путь и замерла в воздухе. Ее остановили сказанные бесцветным, совершенно безжизненным голосом слова:

— Я тебя убью, Сифон. Удавлю голыми руками и в подлеске закопаю.

— …Что ты сказал, щенок?

— Аджей!

Когда двое одновременно повернулись в сторону Гурова, тот уже стоял на ногах. Большего вмешательства не потребовалось: тот, кого Полонский называл Сифоном, развернулся и, не разбирая пути, хрустя сучьями, направился к другой, блекло подсвеченной тропинке. Аджей узнал Гурова. Постоял несколько секунд, будто раздумывая, и быстро пошел к машине.

Наверное, Полонский знал невидимую Львом тропинку, потому что у машины оказался раньше его. Разбудил водителя, тот включил фары и свет. Оперативник открыл рот, чтобы спросить, но художник посмотрел на него так, что язык приморозило к небу. И заговорил сам. Тихо и очень зло:

— Вынюхиваешь, писатель? Вперед садись, Оксана уехала с кем-то другим. Я на ногах третьи сутки, мне поспать нужно.

И, не добавив ни слова, нырнул в заднюю дверь. Лег, свернулся на сиденье плотным клубком, спрятал лицо под капюшоном и согнутым локтем и задремал.

Глава 10