Консервативный вызов русской культуры - Белый лик

Вот и Владимир Максимов, автор "Семи дней творения", "Прощания из ниоткуда", "Ковчега для незваных", многих других романов, повестей, пьес, уже сегодня интересен не своими политическими взглядами, не долголетней и ныне уже закончившейся работой в журнале "Континент", а христианским восприятием жизни человека, не позицией, а мироощущением.

"Семь дней творения" - пожалуй, лучшая его работа, это роман о простых истинах, о том, что происходило в России.

Не случайно Генрих Белль в своем отзыве на "Семь дней творения" написал: "прекрасная книга". Это был не отзыв политика, а мнение еще одного христианского писателя о своем собрате.

Георгий Адамович незадолго до смерти тоже успел отозваться о его романе: "Книга эта бесспорно замечательная, прочесть которую должны все, кому не безразличны судьбы России, ее настоящее и будущее. Автор - человек проницательный, духовно чуткий, духовно встревоженный. Следуя примеру Достоевского, он в своем повествовании предоставляет слово людям разных настроений и взглядов, сталкивает их, допуская и, по-видимому, даже предвидя, что частично правы могут оказаться и те, и другие... Одно только несомненно объединяет Максимова с его героями: сознание крушения былых революционных мечтаний о счастье, о братстве и о свободе".

Духовно встревоженный - это определение очень точно подходит к Максимову и его творчеству. Это гораздо вернее десятков написанных в семидесятые - восьмидесятые годы о нем как советских, так и антисоветских статей. Критику, конечно, гораздо тяжелее быть нетенденциозным, высвободиться из-под плена своих политических взглядов. Сейчас, перечитывая статьи о Максимове в эмигрантской печати А.Краснова-Левитина, И.Рубина, 3.Мауриной и других диссидентских литераторов, видишь, что они неотъемлемая часть всей нашей советской идеологической эпохи, видишь их баррикадное, насквозь идеологическое мышление.

Но текст самого Максимова откровенно глубже, честнее, духовнее. Текст романа "Семь дней творения" не поддается легкой политической расшифровке. Может быть, он противоречит даже взглядам самого автора. Сколько грязи, скажем, вылил А.Краснов-Левитин на, несомненно, главного героя романа Петра Лашкова: "Партия - это Лашковы... заслуженный коммунист Петр Васильевич Лашков... Штатский генерал... Важность, замкнутость, окаменелость... ничтожность... советский бюрократ". И многое, многое другое. А читаешь роман сегодня, в посткоммунистический период,- и понимаешь, как подсознательно, всей своей генетикой православных людей, всем родовым нутром прорастает постоянно Петр Лашков из социализма. Не социализм он спасает, а Россию из социалистической тьмы. Мне неважно, что он и слов таких не знает - про тьму. Мне важно другое: молитва делом.

Петр Лашков - коренник, на которых держится семья, род, народ, страна. Да, по воле судьбы жизнь этого коренника совпала с внедрением в Россию марксистской сатанинской доктрины. Да, он служил всю жизнь своему государству, но был ли он марксистом в действиях своих? Это и вина Лашковых, и беда, и проклятие, что, спасая государство, они тащили на себе и проклятущий марксистский воз. Мы сейчас уничтожаем этих Лашковых за их социалистическое, не ими придуманное прошлое, совсем не думая, что уничтожаем и проросшую сквозь социализм без всяких перестроек православную Россию.

Внук Петра Лашкова, актер Вадим, по взглядам и по жизни очень близкий автору и уж откровенно не симпатизирующий советской власти,- он способен стать воспреемником России, способен подставить свое плечо? "Может, в том наша судьба, лашковская (читай: российская.- В.Б.), изойти с этой земли совсем, чтобы другим неповадно было кровью баловаться?"- это психология сломленных людей. Как раз такие-то не страшны любому режиму, таких самих надо спасать. Что и делает дед Петр Лашков, вытаскивая внука из сумасшедшего дома.

Когда Илья Рубин в журнале "Время и мы" пишет: "Лашковы - плоть от плоти и кость от кости русского народа - отрекались от своих верующих матерей, и жен, и сыновей... писали доносы и поклонялись светлому образу Павлика Морозова. У них изменилось выражение лица - что ж, было от чего ему измениться",- то израильский публицист просто забывает о тексте романа.