Консерватизм и развитие. Основы общественного согласия

Ханс Фрайер (1887–1969), одна из ключевых фигур консервативной революции, в книге «Революция справа» (1931) (Фрайер, 2009) предложил следующую схему: до сих вопрос о революции был вопросом об эмансипации, освобождении. Гражданское общество требовало себе свободы, а государство его подавляло. Теперь пришла пора новой эмансипации – государства от общества. Государство становится свободным в ходе революции справа подобно тому, как общество становилось свободным в результате революции слева. Общество – это сфера частных или классовых интересов. А через государство осуществляет себя народ. Народ Фрайер не отождествлял со всем населением. Народ – это, так сказать, слой-носитель государства, те лучшие люди, которые несут в себе потенциал будущего и рекрутируются изо всех социальных слоев. Вторая идея Фрайера, которая получила более полное развитие уже во времена нацизма, состояла в том, что раз уж революция свершилась, необходимо единение всех в большую этическую, а точнее – этико-политическую общность. Это не было исключительно идеей Фрайера, но он довел ее до большой ясности, призывая взять за образец античный полис. Но уже в начале 1940-х гг. Фрайер полностью переориентировался в своих предпочтениях. Он написал большую книгу про прусского короля Фридриха Второго, умеренно и просвещенно управлявшего подданными. Полицейско-камералистское взяло верх над революционным.

Еще один выдающийся немецкий интеллектуал, которого часто причисляют к консервативным революционерам, – Карл Шмитт. В 1920-е гг. он много сделал для того, чтобы доказать: парламентаризм и демократия – не одно и то же, воля народа может быть выражена другими способами, нежели рутинные процедуры выборов, которые часто приводят лишь к тому, что чиновники и прочий аппарат навязывают свое господство всем остальным. Шмитт не был сторонником нацистов и одно время даже выступал за запрещение как национал-социалистической, так и коммунистической партии. Он был близок к тем консервативным кругам, которые делали ставку на рейхсвер и, в частности, генерала Шляйхера в деле установления мира и порядка в стране. Но и Шмитт к концу 1932 г. не видел альтернативы нацистам и с готовностью принял их предложения о сотрудничестве. На подавление «рёмовского путча» он ответил статьей «Фюрер защищает право» и в течение нескольких лет был одним из самых влиятельных юристов в стране, помогая отстраивать идеологически правильную систему юридического образования.

В 1936 г. Шмитт подвергся нападкам газеты СС «Черный корпус», и только вмешательство высоких покровителей помогло ему сохранить жизнь и свободу. Никакого политического влияния он с тех пор не имел. Вообще, если судьба Шмитта чем и отличается от судьбы многих других консервативных авторов, пошедших на сотрудничество с нацистами, так это тем, что он был насильственно отодвинут от реальной политики сравнительно рано, тогда как многие другие разочаровывались в режиме и уходили от прямой и обязывающей ангажированности в тот или иной род внутренней эмиграции.

Особый интерес при этом представляют, однако, другие деятели, которые не только держались консервативных убеждений, но оставались на службе, как они полагали, не столько режиму, сколько стране. Вступая в союз с нацистами, они рассчитывали «приручить» их, но промахнулись (Noakes, 2003, p. 71–97). Характерным примером может быть судьба крупного финансового и хозяйственного деятеля времен как Веймарской, так и нацистской Германии Йоханнеса Попитца, который к моменту прихода Гитлера к власти был государственным министром и министром финансов Пруссии, с воодушевлением встретил нацистскую революцию и разочаровался в ней лишь к 1938 г. Уже в 1940-е гг., будучи одним из влиятельных чиновников рейха, он искал возможность сместить Гитлера (Roon, 1979) и, хотя и не участвовал непосредственно в заговоре 1944 г., был казнен как один из тех, кого заговорщики планировали видеть министром финансов освобожденной Германии. Попитц и многие другие люди его круга были националистами, монархистами, консерваторами. Такого рода карьеры, конечно, не были единственно возможными, но очень типичными.

Консерватизм после Второй мировой войны