Друзья и враги непременно придут к согласию, дабы даровать Франции короля. Часто ссылаются на успех английской революции в прошлом веке; но сколько здесь различий! В Англии монархия не была свергнута. Исчез один только монарх, уступив место другому. Тот же самый род Стюартов оказался на престоле; и новый король из этой династии унаследовал свои права. Этот король самолично явил себя как государь, черпавший всю свою мощь в опоре на королевский дом и фамильные узы.
Правление Англии не представляло никакой опасности для других: там была монархия, как и до революции; и Якову II не хватило лишь малого, чтобы удержать свой скипетр: если бы он был чуть удачливее или, по крайней мере, чуть искуснее, он оставил бы престол за собой; и хотя Англия имела короля; хотя религиозные предубеждения смешались с предрассудками политическими, чтобы исключить претендента на престол; хотя само [островное] положение этого королевства защищало его от вторжения; все же вплоть до середины нашего века опасность повторения революции висела над Англией.
Во Франции, напротив, образ правления не является монархическим; он даже враждебен всем окружающим ее монархиям; и главенствует в ней отнюдь не государь, а если когда-нибудь на государство нападут, нет признаков того, что зарубежные родичи нынешних правителей подымут войска ради их защиты. Значит, во Франции сохранится привычная угроза гражданской войны, и у этой угрозы останутся две постоянные причины: придется непрестанно опасаться справедливых претензий Бурбонов на свои права и коварной политики других держав, которые способны попытаться навязать стране короля из другой династии.
Если на троне Франции будет законный суверен, ни один государь во вселенной не сможет и мечтать об овладении им; но когда трон пуст, то все королевские честолюбия могут страстно стремиться завладеть им и сталкиваться ради этого друг с другом. Впрочем, властью в силах овладеть всякий, если она валяется в пыли. При законном правительстве бесчисленные прожекты исключены; однако при ложной суверенности любой замысел – не химера; все страсти бушуют, и у всех есть почва для надежды.
Малодушные, отвергающие короля из-за страха гражданской войны, для нее и готовят горючий материал. Именно потому, что они безрассудно хотят покоя и конституции, они не получат ни покоя, ни конституции. Для Франции, в ее сегодняшнем состоянии, совершенно нет полной безопасности. Только король, и король законный, подняв с высоты своего трона скипетр Карла Великого, может погасить и усмирить всякую ненависть, расстроить любые зловещие замыслы, оценить все честолюбия, расставляя людей по местам, успокоить возбужденные умы и мгновенно создать вокруг власти ту магическую ограду, которая по-настоящему обороняет ее.
Еще одно соображение должно постоянно учитываться теми французами, которые принадлежат к нынешним власть имущим и сама позиция которых могла бы повлиять на восстановление монархии. Даже наиболее уважаемые из этих людей отнюдь не должны забывать о том, что рано или поздно сама сила вещей не удержит их на месте: что время течет и слава – вместе с ним. Та слава, которой они могут гордиться, познается в сравнении: они прекратили массовые истребления. Они постарались осушить слезы нации: они блистают, поскольку пришли на место самых отъявленных негодяев, когда-либо осквернявших землю. Но когда благодаря сотне слившихся воедино причин престол восстановится, амнистия, в силу самого понятия, будет предназначена им; и их имена, навеки безвестные, окажутся погребенными в забвении. Значит, пусть они никогда не будут терять из виду тот бессмертный венец, который окружит имена восстановителей монархии. Любое народное возмущение против знати всегда приводит только к созданию нового дворянства; мы уже видим, как будут складываться эти новые роды, прославление которых ускорят обстоятельства, и они с самой колыбели смогут претендовать на все.
Французов также запугивают возвращением национального имущества; короля обвиняют в том, что он не осмелился коснуться в своем обращении этого деликатного предмета. Можно было бы сказать весьма значительной части нации: а вам-то что до этого за дело? И это было бы, возможно, неплохое возражение. Но чтобы не выглядеть человеком, уклоняющимся от трудностей, лучше отметить, что очевидный интерес Франции касательно национального имущества, в целом и даже вполне понятный интерес приобретателей этого имущества в частности согласуются с восстановлением монархии.