Консорциум

Но это дело прошлое. А в тот самый день… будь Кузьмич более трепетной натурой, он бы назвал его роковым – он с утра чувствовал себя без настроения, хотя в воздухе было разлита радостная близость весны. Но нечто темное, нехорошее поселилось в душе, и как Кузьмич не пытался бороться с этим, не помогло. День начал тускнеть, таять, пришли сумерки, и вечер быстро ушел в ночь.

С тяжелым сердцем Кузьмич бродил по квартире, не зная, куда себя девать. Телевизор смотреть не хотелось, интернет использовался стариком чисто практически, интереса к нему не было. Наконец, промаявшись час-полтора, все же уселся перед экраном, тупо глядя в него. Так и вогнал себя в полузабытье, дремал, сопел носом… он расслабился, тени будущего тихо поплыли в промежуточном пространстве…

И вдруг все пропало.

Разверзлась пропасть – не в простом обиходном смысле, как мы привыкли называть взгляд с высоты вниз, а в настоящем, исходном – от слова пропадать.

Стены и весь дом исчезли. Одинокий человек очутился висящим в бездне – последний миг перед падением, ледяной холод ужаса, немота и бессилие. Но все-таки это не было самым страшным.

Страшнее всего были безмолвные тени, ожидавшие его внизу. Там не было света, лишь мрачное багровое пожарище, подобное углям медленно потухающего костра. Он не видел этого, но знал. Знал! Если он упадет, то попадет в объятия безликих и безгласных фигур.

Вот от этого и зашлось сердце так, что еще секунда – и разрыв. Именно эта секунда и спасла его.

Зарево и тьма съежились, стали гаснуть – и оставили Кузьмича в его квартире, с равнодушно бубнящим телевизором, и ночью за окном.

Ночь только началась – и почти до утра злосчастный маг не мог заснуть. Закрыть глаза казалось ужасным, невозможным. Закроешь – и опять багряный сумрак… Нет, нет! Только не это. И не сам он страшен, но те зловещие его обитатели, которых он не видел. Кто они?.. Почему-то чудилось, что они много лет лежали в забытых могилах, а теперь не то, что воскресли – они все те же мертвецы, бесчувственные, безжалостные, только могут двигаться, ходить… и пожирать живых.

Под утро все-таки его сморил сон. Уснул, как провалился в никуда – и вынырнул едва не в полдень. С дневным светом жуть вроде бы исчезла, И Кузьмич, кое-как позавтракав, бросился звонить Никонову.

Геннадий Тихонович выслушал сбивчивый рассказ очень серьезно.

– Надо посоветоваться, – сказал он и вызвал Лосева.

Втроем, устроившись в затрапезной столовой, они обсудили ситуацию.

– Доигрались, – хмуро припечатал Лосев. И конфиденты вынуждены были согласиться с ним.

Вердикт таков: а с чего это, собственно, товарищи дорогие, мы решили, что искомые нами пространства и миры – обитель света, добра, счастья… далее по списку. С чего?.. Да ни с чего, кроме наивного прекраснодушия. Новый, огромный прекрасный мир! – кто его знает, может и огромный, да не прекрасный.

Доигрались, других слов нет. Открыли дверь в преисподнюю.

Трое сидели за столиком хмурые, молча. Никонов понимал, что соратники ждут ответа от него, как от лидера – и он должен дать ответ. Отделаться «не знаю» нельзя ни в коем случае.

Но он и вправду не знал! Он только сейчас ощутил, насколько они заигрались и как это может быть опасно. Но сознавал и то, что точка невозврата пройдена. Забыть о происшедшем как о страшном сне? Постараться скрыть это?.. Вряд ли. Они все вместе по недомыслию стронули какой-то кирпичик мироздания, который трогать было нельзя. И теперь найдутся охотники…

Никонов сдвинул брови:

– Слушай, Кузьмич, не сочти за труд, повтори, как все это было.

При свете дня, в компании ночные страхи отступили. Кузьмич терпеливо описал их; о невидимых фигурах без лиц и сейчас вспоминать было непросто, душа тяжелела как при мысли о внезапной смерти. Но он понимал, что его рассказ нужен для пользы дела. Он сроду не был краснобаем, но от зловещей достоверности сказанного незваный холодок пробегал по спинам собеседников. Они слишком хорошо представляли себе эти картины.

Когда Кузьмич умолк, Никонов уже знал, что у него есть одно-единственное решение. Плохое. Может быть, очень плохое. Но других нет.

– Что ж, коллеги, пора выносить резюме. Я полагаю, о случившемся никому ни слова. Кузьмич, дорогой мой: ты ведь свой дар умеешь контролировать, держать в руках?

– Н-ну, в меру сил… скромных…

– Не прибедняйся. Так вот: постарайся в ближайшее время никак себя не проявлять. Понимаешь? Закройся, так сказать. Ведь это… отродье, оно прямо на тебя и вышло потому, что ты такой у нас продвинутый. Потому и схоронись пока. Думаю, все обойдется… А дальше решим, что будет.

Последние фразы Геннадий Тихонович постарался произнести бодро, даже улыбнулся – но в глубине души у него застряло что-то цепкое, безжалостное, так и въелось, и ничем не вытравить его. Никонов пытался – не вышло.

Глубина души оказалась права. Вскоре события повернули в самую худшую сторону.

3

Человека по имени Павел Бубнов на «съезде» Никонов не приметил, хотя тот там был. И потом, сколько ни пытался Геннадий Тихонович вспомнить, не смог вспомнить первую встречу. Бубнов как-то возник сразу и из ниоткуда.