Констанс, или Одинокие Пути

Констанс удивилась, почувствовав облегчение после этих слов, но ей и в самом деле стало легче — призрак Сэма стал отступать, уменьшаться и наконец исчез совсем — во всяком случае, занял в ее сознании место, подобающее ушедшим в мир иной. Ей стало стыдно, она никак не ожидала подобного фокуса от своих эмоций. Но жизнь любит грубо пошутить, и плевать ей на наше самоуважение. Как будто откровенно признанный факт смерти вдруг вскрыл всю никчемность ее страдания, вывернул его наизнанку если не как притворство, то уж точно как явное преувеличение.

— Значит, так! — надсадно будто коростель, выкрикнула Ливия. — Придется тебе это пережить.

Ощутив облегчение после своего признания, Констанс тотчас почувствовала, насколько тяжким было все то, что ей пришлось испытать за время, проведенное в Авиньоне. Она просто не понимала раньше, как сильно устала. Но тут Ливия заговорила вновь, все так же не поворачивая головы, виден был только уголок двигающегося рта.

— Пару раз я заходила в поместье, но мне не хотелось тебя смущать — я ведь понимаю, что у тебя такая работа… И все же я чувствовала, что должна непременно поговорить с тобой, хотя бы попрощаться и сказать, что Катрфаж переиграл меня, отомстил, назвав нас евреями. Смиргел пытается скрыть это от гестапо, но в конце концов те узнают. Возможно, мне осталось жить всего несколько дней.

— Чепуха какая! Почему тебе не сказать им правду?

— Я приняла германское гражданство, в отличие от тебя.

— Это же чепуха. Давай я пойду сама, если ты не можешь, и скажу им, что мы англичанки.

— Сначала я посмотрю, что будет. И потом, формально ты швейцарка, не забыла? Тебе они поверят не больше, чем мне.

— Я постараюсь попасть на прием к генералу, — с неожиданной злобой произнесла Констанс, уверенная в своей правоте. — Поговорю с ним.

Ливия покачала головой и вздохнула.

— Все так запутано, что можно ждать чего угодно. Просто я хотела предупредить тебя, и не надо делать ничего такого, что может скомпрометировать меня еще больше. Ты навестишь Катрфажа?

— Надо ли?

— Не знаю. Почему бы нет? Он делает вид, будто сошел с ума, нарочно, чтобы избежать допросов. Вот так.

— Не хочу его видеть, — решительно заявила Констанс. — Тем более что он натравливает на нас нацистов.

Ливия устало пожала плечами и опять вздохнула, издав едва слышный болезненный стон.

— Ладно, Констанс, до свидания.

Она встала с камня, все так же старательно пряча лицо. И тут Констанс, не помня себя, закричала:

— Ливия, родная, ты все еще веришь?… — Она не знала, как получше сформулировать мучивший ее вопрос. — …Веришь во все это? — произнесла она, и чтобы пояснить эту не очень вразумительную фразу, широко развела руки, словно охватывая весь мир с его несчастьями, причиной которых был нацизм.

Ливия уже было пошла прочь, но остановилась, чтобы ответить сестре:

— Да. И больше чем когда бы то ни было!

В ее тоне не было ничего такого, что позволяло бы заподозрить лицемерие. Ливия шла в сторону деревьев, и с каждым шагом ее походка становилась все уверенней и уверенней. Не в силах справиться с раздражением, Констанс постояла минуту, но любовь к сестре превозмогла все, и она бросилась за ней, крича на ходу:

— Ливия, подожди! Когда мы увидимся?

Однако Ливия не отвечала, и чем дальше она уходила, тем было яснее, что не ответит. Застыв на месте, Констанс долго смотрела вслед высокой женской фигуре, пока она не скрылась среди деревьев.

Потом Констанс вернулась в темную церковь и подошла к Смиргелу, погруженному в свои записи. Он подвинулся, освобождая для нее место, но Констанс продолжала стоять.

— Неужели вы ничего не можете сделать для Ливии? Вам же известно, кто мы такие.

Он медленно раздвинул губы в привычной угодливой улыбке.

— К сожалению, информация была передана не в мое ведомство, а в гестапо, в этом все дело. Но пока еще рано беспокоиться. Если что-нибудь случится, то я непременно, с вашего позволения, приеду к вам за советом.

— Я подумала, не напроситься ли мне на прием к генералу, — проговорила Констанс, все еще не оставившая эту идею, хотя и знала о неподвластных друг другу службах в оккупационных войсках и соперничестве между ними.

Смиргел всплеснул руками.

— К генералу! — воскликнул он с насмешкой. — Он настолько занят своими новыми формированиями, что не может думать ни о чем другом. Похоже, предполагаемый второй фронт начинает обретать конкретные очертания, и Авиньон становится важным стратегическим пунктом для накапливания людских и технических резервов. Через несколько недель сами все увидите.

Краем уха Констанс уже кое-что слышала о втором фронте и возможном нападении на Французскую Ривьеру, — чтобы отрезать немецкие войска, расположенные в Италии и Африке. Однако она воспринимала это как один из пропагандистских трюков, не придав значения таким разговорам. Оказывается, нацисты серьезно относятся к подобным предположениям. Это и пугало и обнадеживало.