Константинопольский Патриархат и Россия. 1901–1914

Сербская, Черногорская и Румынская церкви отправили свои ответы после получения текста ответа Русской церкви, чтобы по возможности согласовать свои ответы с ним или, по крайней мере, не противоречить ему Тем более интересны предварительные соображения по поводу ответа, которые высказывались первоиерархами соответствующих церквей до составления официальных текстов ответов. В ответах автокефальных церквей на энциклику Иоакима III проявилось как их отношение к Константинопольскому патриархату, так и к Русской церкви. Ответ Черногорской церкви, как и следовало ожидать, полностью повторял точку зрения Русского Св. Синода. Черногорский митрополит Митрофан, как писал российский посланник в Цетинье, ставил свой ответ Иоакиму III «совершенно согласно с тем, какой был дан Его Святейшеству нашим Св. Синодом»[232]

.

Несколько сложнее обстояло дело с Сербской церковью. Мнение Сербской церкви в этом вопросе было для России тем более важным ввиду того, что сербское православие являлось на тот момент единственной признаваемой Константинополем опорой для русского влияния на Балканах. Сербская церковь, писал П. Б. Мансуров, «питается духовно из русских источников, русские порядки для нее являются авторитетными, в русских учебных заведениях получают или доканчивают свое образование высшие представители Сербской церкви. Таким образом, в наших руках находятся могущественные средства влияния на народные понятия и душу сербского народа в самой их глубине, и на нас ложится известная доля ответственности за направление, в котором это воздействие проявляется»[233]

. Однако проавстрийская политика правительства Милана Обреновича была направлена на ограничение самостоятельности Церкви, в результате чего она не имела того влияния на народ, какое было бы желательно, да и уровень духовенства оставлял желать лучшего. Кроме того, как и у других балканских народов, в Сербии православие отождествлялось с национальной идеей и служило знаменем борьбы за национально-церковную самостоятельность, что заранее обрекало на неуспех любые попытки межцерковного диалога с греками. Страх перед опасностью католической пропаганды, за которой стояла Австро-Венгрия, не позволял Сербской церкви даже ставить вопрос о контактах со старокатоликами, а опасение внутренних смут заставляло проявлять крайний консерватизм во всех других вопросах, в том числе реформы календаря. Сербский митрополит Иннокентий, хотя и ориентировавшийся на мнение России, имел по поводу предложений Иоакима III некоторые особые суждения, высказанные им еще до составления официального текста ответа в частной беседе П. Б. Мансурову. Относительно старокатоликов митрополит Иннокентий высказал мысль, что в этом вопросе необходима большая осторожность, так как он подозревает, что старокатолическое движение, быть может, является «измышлением, посредством коего Римская церковь желает уловить Православную». Касательно календаря митрополит заявил, что в Сербии он уже служил предметом работы двух комиссий— духовной и ученой. Любые изменения в этом отношении могут производиться, на его взгляд, с большой осторожностью как в России ввиду старообрядцев, так и в Сербии из-за опасения смущения в народе. Наибольший скепсис проявил митрополит в вопросе возможности активизации межцерковных контактов. Высказанное Иоакимом III пожелание большего взаимного общения в среде самой православной Церкви, на его взгляд, является набором бессодержательных фраз. Вся новейшая история Сербской церкви направлена на развитие ее самостоятельности, в чем она полагает свою гордость. Наступившее затем снижение ее культурного уровня и уровня религиозности народа не дает ей чувствовать вреда для нее самой. «Вряд ли поэтому, – с сожалением комментировал Мансуров, – возвышенные стремления Св. Иоакима встретят в ней, без внешнего указания, не только благоприятную оценку, но и простое понимание»[234]. Тем не менее, после ознакомления с посланием Русской церкви, сербский архиерейский собор счел необходимым согласовать с ним свой ответ. Сербская церковь заявляла о желательности присоединения старокатоликов к православной церкви; в вопросе календаря сербские архиереи воздерживались от высказывания определенного мнения и предоставляли его компетенции ученых и специалистов. «Нельзя не отметить, – с удовлетворением писал по этому поводу русский поверенный в делах в Белграде, – что взгляды сербских архипастырей в этом случае проникнуты большой терпимостью и просвещением»[235].