С другой стороны, несмотря на провозглашенные идеалы адептов конструктивизма, их дизайны не были похожи на по необходимости экономичные квартиры для рабочих, которых требовалось, и на первых порах обещалось переселить из хибарок и бараков после победы. Вместо пользы для пролетарских масс, авторы скорее заботились о том, чтобы воплотить свои новые эстетические идеалы сродни искусству русского авангарда – предтечи и, одновременно, порождения русской социалистической революции. Идеология требовала от них вносить в архитектуру и внутреннее убранство элементы научно-обоснованного, рационального быта. Но вся эта надстройка, независимо от того, как к ней относились сами авторы, была лишь предлогом для воплощения их мечты о будущей утопии в пику натурально-консервативным вкусам (как у самого Ленина, например), а, часто, и эстетической неразвитости большинства новых заказчиков, в нашем случае военно-революционной партийной верхушки. Конечно, среди последних были люди, имевшие отношение к рождённой революцией новой эстетике, но по тем или иным причинам их влияние, поначалу сильное в области художественного воспитания и общественного строительства, буквально за какое-нибудь десятилетие сошло на нет, и они «случайно» оказались политическими противниками (и, соответственно, жертвами) настоящих хозяев страны победившего социализма, во главе с усатым вождем в начищенных сапогах. Последнему нравились классические образцы, как, впрочем, и его немецкому коллеге, вкусы которого в молодости тяготели к стилю Баухауза. Третий адепт управляемого вождём общественного строя, итальянец Бенито Муссолини следовал смеси классики и идей футуристов.