— Возле окна вон, — сказала она. — Самый большой, между прочим. Иван Аркадьевич велел внести.
— Во как, — сказала я, с интересом разглядывая массивный письменный стол из дуба. Явно он принадлежал раньше какой-то большой шишке. На столе лежала папка и стояла пишущая машинка. Новая.
Аллочка продолжала строчить.
— Слушай, Алла, — обратилась я. — Ты не в курсе, что это такое происходит?
— О-о-о! — хихикнула Аллочка, — он вчера вернулся сам не свой. Орал тут на всех. Сперва выпил чайник кофе и скурил все сигареты, а потом валидол ел. Что ты ему такого наговорила?
— Да вроде ничего, — пожала плечами я.
— Угу, ничего, — хихикнула Аллочка, — он, как вернулся, сразу Щуку на ковер вызвал. Там такие крики стояли. Щука из кабинета вышла и, говорят, сразу в обморок хлопнулась. Ее Жердий еле валерьянкой и пустырником потом отпоила. И, главное, не говорит никому ничего. А сегодня утром позвонила, что на больничный ушла.
— Ну, так пусть лечится, — пожала плечами я. — Ей полезно.
— Так ты дослушай! Дослушай, — продолжила Аллочка, забыв о печатной машинке, — следом он вызвал Лактюшкину. И опять там ор такой стоял, что прямо ой. Лактюшкина вышла вся зареванная. Вот ты скажи, Лида, ты видела, чтобы Лактюшкина плакала?
Я пожала плечами: не знаю, что там видела Лидочка, я вот лично Лактюшкину видела всего пару раз и то в то время, как сидела у нее в кабинете.
— Вот и никто не видел, — сияя глазами, сказала Аллочка. — В общем, он тут ужас как ругался. Все только туда-сюда бегали. Тебя восстановили. Точнее тебе новую трудовую книжку как-то сделали и записи все восстановили. Щука лично бегала. Так что увольнения у тебя никакого нет.
— Капец, — только и смогла сказать я.
— Он сперва хотел тебя с Щукой местами менять, но у тебя образования не хватает. — хмыкнула Аллочка, — Так он так на тебя ругался. Сказал, что будешь по целевому направлению в июле на заочное поступать. Так что готовься.
Я кивнула и мысленно хлопнула себя по лбу: диплом ВУЗа нужен и срочно.
— А потом он еще Швабру вызывал и тоже впендюлил ей так, что она до сих пор бегает и орет как потерпевшая.
— Прекрасно, — усмехнулась я краешком губ.
— Так что вот такие у нас тут дела, — сказала Аллочка и вернулась печатать текст.
— Понятненько, — улыбнулась я, — что ж, спасибо за интересные новости.
— Только ты его больше так не доводи, — не поднимая глаз от машинки, проворчала Аллочка, — он с виду такой злой и строгий, а на самом деле все близко к сердцу берет. Алевтина Никитична на тебя потом долго ругалась.
Я кивнула. Про Ивана Аркадьевича я это давно поняла.
Мы ударно поработали часа два. Я печатала ответы на вопросы по комиссии. Аллочка тоже что-то строчила. Треск стоял на весь кабинет. И тут мне понадобились еще копирки (ну не умею я их "восстанавливать", и они у меня быстро заканчиваются).
— Алла, я сбегаю к Лактюшкиной, — сообщила я ей, — там у меня куча копирок в тумбочке осталась. Авось за день не разгребли.
— И мне тогда штуки три захвати! — крикнула в спину мне Аллочка. — А лучше пять!
Да не вопрос.
На самом же деле, мне хотелось кое-что проверить…
В кабинете Лактюшкиной была вся бабская "братия". Когда я вошла — голоса мгновенно смолкли. В гробовой тишине я направилась к своему бывшему столу:
— Добрый день, товарищи, — сказала я нейтральным тоном. — Мне копирки нужно взять.
"Товарищи", которые в это время пили чай в заветном уголочке, дружно отмерли и замироточили все разом:
— Ой, Лидочка Степановна вернулась! Здравствуйте!
— Здравствуйте! Здравствуйте!
— Вы вернулись, как хорошо, а то мы уже беспокоились, как вы там!
— Какое у вас платье красивое? Где вы брали? Или шили?
— Садитесь с нами чай пить!
— У нас пирожки с яблочным повидлом как раз есть.
— Мария Лукинична, подвиньтесь, пусть Лидочка Степановна тут сядет!
Меня настойчиво, но мягко усадили за стол. Тут же передо мной материализовалась большая чашка, наполненная ароматным чаем с душицей. Фуфлыгина пододвинула мне розетку с крыжовниковым вареньем, Жердий разложила на блюдечке источающие чудесный запах и посыпанные сахарной пудрой пирожки, Базелюк протянула салфетку.
Все дружненько пили чай и наперебой улыбались мне, как родной. Среди этого сахарного сиропа и патоки чувствовалось немалое внутреннее напряжение. Наконец, Лактюшкина не выдержала первая:
— Ох, вы представляете, Лидия Степановна, пока вас не было, тут такое неприятное недоразумение произошло, — расстроенно пожаловалась она, — Капитолина Сидоровна там что-то перепутала, ну, вы же понимаете, большой объект, она человек занятый, где-то какой-то сбой произошел. Технический.
Она аккуратно промокнула салфеткой уголки глаз и доверительно продолжила:
— Это ваше увольнение, его просто не должно было быть. Я всегда говорила, что вы — очень ценный и компетентный сотрудник.
— Да, всегда, — почти хором подтвердили остальные коллеги, мол, и они тоже все так считают, и никак иначе.
— Ну, вы же понимаете? — проникновенным голосом проговорила Лактюшкина.
Я понимала.