Контра

— Да, да. Именно это я и собираюсь сделать. Наша семья не только поможет Александру Юрьевичу, но и сама получит возможность укрепить на этом своё финансовое благополучие. Я в отличие от юного графа, знаю каким образом реализовать всю продукцию производимую его оружейными мастерами. Ну а если твой друг сглупит, и разорится, то я сделаю всё, чтоб тот мастеровой — инкогнито, нашёл приют именно у нас, а не у Кокорина.

— Снова вы отец говорите о неком таинственном механикусе, дался он вам…

— А ты посмотри, что сделал этот "самородок". Я видел пистолет островитян, держал его в руках и даже выстрелил из него пару раз. И вот сейчас, смотря на это чудо, я понимаю, что оно превосходит то, что мне с таким бахвальством показывал английский торговец. По-моему, именно это, лежащее сейчас передо мною изделие, является следующим шагом в развитии оружейного искусства.

— Как? Разве такое возможно? Ведь я никогда не замечал за Алексом склонности к увлечению огнестрельным оружием.

— Возможно сын, ещё как возможно. Твоему другу не обязательно разбираться в новых веяниях развития оружия, главное, что он смог найти такого мастера и как-то заставил его на себя работать.

Можно сказать, что постепенно, пусть и так безоговорочно как того хотелось главе семейства, но Михаил согласился со всеми доводами своего отца. И после долгого обсуждения, день выхода каравана, был назначен на утро двадцать седьмого декабря. Как раз, к этому времени, Николай Юрьевич собирался окончить с подбором будущих школяров-ремесленников. Впрочем, заняться подготовкой к предстоящей деловой поездке так и не получилось, по крайней мере, в этот день. Так как пожилой слуга, вышколенный в вопросах этикета не хуже чем лакей императорского двора, пригласил обоих господ спуститься в столовую — к ужину.

Михаил, никак не мог настроиться на общесемейную трапезу. Нет, он не сидел в полной задумчивости, отрешённо смотря в одну точку. Молодой человек отведал кутью, угостился ореховым пряником и ещё парой блюд; отвечал на вопросы, если к нему обращались, и, слишком часто смотрел на пустой столовый прибор бабушки Анастасии — матери отца. Посуда стояла на том месте, где ещё в начале этого года сидела эта сухонькая женщина и с отречённой тоской посматривала на родственников. А вот в первые дни лета её не стало, ушла также тихо, как и жила, уснула вечером, а утром уже не проснулась. Так что мать с отцом, заметив частые взгляды сына в ту сторону, восприняли это как думы внука об усопшей бабушке, поэтому старались лишний раз не отвлекать его. А вот думы Михаила, пусть и были связаны с бабушкой, однако имели немного другое направление, ему казалось, что эта седовласая старушка, смотрит откуда-то сверху своими обесцвеченными от возраста глазами и укоризненно качает головою.

"Как же так, внучек? — звучал в его ушах её слабый голос. — Я понимаю, что слово отца для сына закон. Однако Сашенька твой друг, а помощь другу не должна преследовать никакой корысти…"

Нет. Муки совести не так сильно мучали молодого графа, чтоб омрачить великий праздник. Но и не позволяли полностью погрузиться в атмосферу празднования торжества. Так что, не будем заострять на этом особое внимание и перенесёмся на визит юного графа к другу, который с самого начала испортил Михаилу настроение.

Где поселяется пусть и лёгкое, но уныние, там жди ещё чего-либо неприятное — как минимум, и это подтверждение этой теоремы жизни, не заставило себя ждать. Не прошло и четверти часа, как граф Мусин-Елецкий покинул родовое гнездо, как его открытые сани обогнали ещё более медленно двигающуюся волокушу, запряжённую чахлой лошадёнкой. И закутанный в медвежью шкуру Михали хорошо разглядел тщедушного мужичка в многократно залатанном тулупчике, который остановившись, суетливо стянул с головы плешивый треух, и отвесил поясной поклон. Казалось, что это длилось целую вечность, так как был рассмотрен и опустошённый горем взгляд селянина, и его скорбная ноша, покоящаяся на примитивном возке, и то, что это было небольшое, максимум подростковое тельце, плотно замотанное в старую мешковину — некое подобие савана. Выходит, что этот истощённый возница, везёт свою ношу в сторону погоста. И увиденное, только усилило гнетущее состояние души, которое, с утра завладело молодым графом. Так что он, кивнув в ответ на приветствие, машинально, с излишней поспешностью, отвёл взгляд в сторону.

Более или менее успокоиться, удалось, подъезжая к поместью друга. И то, на душе было неприятно, а перед глазами стоял образ фигуры кланяющегося крестьянина, его впалые, почти безумные глаза и замотанное в саван тельце его умершего ребёнка. Так что, первая улыбка и дружеские объятья с Михаилом, были проделаны чисто механически. А вот завязавшаяся после этого беседа, смогла пусть на немного, но успокоить его растревоженную душу.

— Рад тебя видеть в своём доме, друг. — ожидая когда у гостя примут шубу, радостно говорил Александр. — Особо рад тому, что ты приехал именно сегодня.

— Даже так.