Александр не стал уточнять, что говоря про проданное им оружие, он имел в виду четыре револьвера, некогда принадлежавшие погибшим татям, а до этого, по всей видимости, погибшим курьерам ограбленной почтовой кареты. Когда он их увидел впервые, то был сильно удивлён, пистолеты были почти точными копиями знаменитого "кольта драгун" его первой модели, по меркам потерянного мира, приблизительно 1847 или 1850 года, со всеми его ошибками. Зная про них, и особо как это исправить, Саша разобрал пистолеты, обмерил все его детали, сделал первичный чертёж; позднее внёс в него необходимые изменения. "Примерил" их на трофеях, изменив всё то, что можно было доработать и, полностью заменив барабан и рукоять. И уже после всех этих переделок, избавился от них — продал, воспользовавшись одним из талантов и связями Акима. Ну а то, что официальная выручка была более чем на треть меньше, чем сейчас лежало в кошельке, для посторонних осталось великой тайной. Саша решил, что так будет лучше, для всех.
— Так ведь Даниил, говорил, что он скупил у тебя все пистоли, произведённые живущими у тебя мастерами. И знает точено, сколько у тебя осталось средств к существованию, ноль. Да так убедительно это утверждал, что невозможно не поверить.
— Вот и пусть дальше верит в то, что он смог узнать всё, что происходит под крышей моего дома, а не только то, что ему позволили посмотреть.
— Так ты…?
— Нет, нет, не в коей мере. Если ты думаешь что я смогу перехитрить твоего купца, то ты, дружище, сильно ошибаешься. Такой пройдоха, сам, кого хочешь, "обует" и глазом не моргнёт. Мне же, просто удалось не раскрыть перед ним некоторые свои карты. А главное, у меня остался в рукаве такой маленький, ну очень маленький туз.
— Пощади, Сашка. Ты меня совсем запутал. Про какой такой туз в рукаве ты говоришь?
От долгих объяснений другу, Александра спасла девица, скромно, еле слышно постучавшая в дверь. После слов хозяина: "Кто там? Войдите". — Она приотворила створку двери, так что стало возможным пройти в неё и, сделав по паркету гостиной пару небольших шажков, на несколько секунд застыла в элегантном книксене. После чего, прозвучал её хорошо поставленный голосок, нежный, чистый как родниковая вода: "Александр Юрьевич, прошу вас, и вашего гостя пройти в трапезную, обед накрыт".
В свою очередь, от Михаила не укрылось, каким вожделенным, пусть и мимолётным взглядом одарил его давний друг юную прелестницу, как и то, с какой нежностью тот ей ответил: "Спасибо Алёнушка, сейчас идём". — Вот и на личике скромно стоявшей рыжеволосой девицы, пусть и не отразилось никаких эмоций, но её томные глаза, говорили о том, что для хозяина, она не простая прислуга, а соложница. Проводив взглядом удалившуюся из комнаты девицу, Миша с некой ревностью подумал о том, какими красивыми дворовыми девками обзавёлся его друг. Затем, его мысли устремились в другом направлении. Молодой человек ужаснулся тому, что его друг, всё больше, и больше предаёт их идеалы, о достижении которых они мечтали во время учёбы. Вот так, постепенно он становится настоящим барином, угнетателем крепостных. Вон, уже даже обзавёлся своим небольшим гаремом, отобрав у крестьян их молодых, красивых дочерей, ради удовлетворения своей сексуальной похоти. Перед глазами, вновь возник образ крестьянина, везущего на кладбище своего умершего от голода ребёнка. Так что кулаки сжались сами собою.
"У-у-у, предатель! Рабовладелец! Да таких душителей свободы как ты, убивать мало!" — думал Михаил, закипая праведным гневом. Молодой человек уже собирался встать, и озвучить свои мысли глядя в бесстыжие глаза Алекса, как вдруг вспомнил, что он сам, не далее чем сегодня, привёз нескольких отроков, которых, также насильно оторвали то семей, где их работящие руки лишними не были. И всё ради того, чтоб отослать на обучение к чужим людям. А он, Мишка, не воспротивился этому произволу, даже наоборот, принял в нём самое активное участие, считая это, обыденным делом. И осознание этого факта, мгновенно загасило весь боевой пыл. Благо, с ним не случилось упадка сил, или нервического приступа, коими так гордятся некоторые светские особы, желающие показать ранимость своей высоконравственной души. Молодой граф поднял глаза к потолку, глубоко вздохнул, "взяв себя в руки"; сглотнул подкативший к горлу удушливый ком и последовал вслед за другом, в направлении обеденного зала.
Михаил, изо всех сил старался, чтоб резкую перемену в его настроении никто не заметил. Да видать не судьба. После того, как был удалён первый голод, это в момент, когда принесли десерт, чай и эклеры с белковым кремом, домашнего приготовления (которые очень любили оба молодых человека) Александр поинтересовался:
— Миша, я тебя чем-то огорчил?
— Нет. А с чего ты так решил?
— Просто после того как я намекнул тебе, про свой тайный "козырь", тебя как подменили. Ты как будто сник. Немного. У тебя исчез тот задор во взгляде, который казалось, неотделим от тебя.
— Давай не будем говорить об этом. Сейчас праздник, а мой грустный рассказ ввергнет тебя в уныние, а это смертный грех.