Контракт на гордость

Не сомневаюсь, что приобретающий десяток шампунек, кремов и прочие милые женскому сердцу примочки амбал-Баранов смотрится очень мило. Но меня от подобной опеки скрутило бы уже на третий день. На четвертый день я бы полезла на стену, ну а на пятый начала бы бросаться на всех, кто находится в радиусе десяти метров. Надеюсь, что Волкову никогда не придет в голову мысль меня запереть.

– Ксюнь, мы в баню, – как следует перекусив, Валерка выкатывается из-за стола и ласково треплет жену по макушке. Нетерпеливо тащит за собой Сашку и напоследок озорно подмигивает мне, будя подозрения, что мою скромную персону в парилке обсудят вдоль и поперек.

Проводив супруга влюбленным взором и наотрез отказавшись от моего содействия, Баранова хвастается подарком мужа, избавившим ее от множества хлопот, и загружает грязные тарелки в новомодную посудомойку. Всовывает мне в руки термос с чаем и, прихватив два пледа, идет во двор – к стеклянному столику и двум плетенным креслам из ротанга (материал, представляющий собою очищенные и высушенные стебли каламуса, или ротанговой пальмы, используемый для изготовления плетенной мебели – прим. автора).

– Красота-а-а, – блаженно мурчу я, наливая в жестяную кружку травяного настоя и вытягивая ноги, и ощущаю на коже чужое липкое любопытство. – Что, Оксан?

– Все нормально, просто… – Ксюша нервно ерзает, покусывая нижнюю губу, теребит кисточку черно-красного пледа и, собравшись с духом, все-таки выпаливает: – просто Саша раньше никого сюда не привозил…

– И ты пытаешься понять, чем я отличаюсь от других? – на улице становится прохладнее, ветер доносит влажную свежесть с озера, кто-то из немногочисленных постояльцев базы разжигает вдалеке костер. Ну а я неторопливо цежу остывающий чай и жду утвердительно кивка от Барановой.

– За ним столько девчонок бегало, и я в том числе… до Валерки, – Оксана опрокидывает на меня поспешное признание, краснеет от стыда и начинает частить: – а последние года два Волкова работал как проклятый и вообще никого не видел, пока ты не приехала…

– Да ничем я не отличаюсь, Ксюш. Две руки, две ноги и дурной характер, – одним глотком опустошаю содержимое кружки и поднимаюсь, вскинув подбородок и ловя сползающий с плеча плед: – пойдем в дом, поздно уже. Заболеешь.

Злиться на гостеприимную и, может быть, чересчур прямолинейную хозяйку не получается. Потому что я привыкла оставлять прошлое в прошлом и не тащить чемодан без ручки за собой. А еще потому, что спустя минут пятнадцать ко мне под одеяло забирается Сашка, наполняя ноздри ароматом бани, эвкалиптового масла и чистоты. Заправляет за ухо короткую непослушную прядь, прижимает к себе крепче и шепчет, как сильно он по мне скучал, заставляя забыть и о чете Барановых и о горчащем послевкусии от разговора.

За окном яркие краски разливаются по безоблачному небу, а я сонно зеваю, встречая рассвет на скомканных простынях. Собираю первые лучи солнца в ладони, вычерчиваю на спине у Волкова извилистые дорожки-линии и проваливаюсь в блаженную вязкую дремоту, чтобы чуть не проспать обед.

Расталкиваю сладко сопящего рядом Сашку, самым наглым образом экспроприирую у него толстовку с принтом Венома на груди и пытаюсь пальцами расчесать спутанные волосы, наверняка похожие на разворошенное воронье гнездо.

– Ты красавица, Лиз, – и у меня нет ни единого шанса не растаять от такой нахальной лести, приправленной томительным поцелуем в ключицу. Тем более, когда в янтарно-карих с крапинками глазах светится обожание, а на щеке у Волкова появляется  моя любимая ямочка. За которую я готова ему простить очень и очень многое.

– Давай наперегонки! – кричу Волкову, скатываясь по лестнице и выбегая во двор.

И мы, как два великовозрастных придурка, летим по газону, перепрыгивая через лелеемые Оксаной клумбы, и с громким смехом вваливаемся в гостиную, где нас ждет сюрприз. Толпа, состоящая сплошь из подтянутых и накаченных представителей мужского пола, как по команде поворачивается в нашу сторону, вызывая у Александра усталый обреченный вздох.

– Лиз, кусаться сильно не будешь? – Саша заключает меня в кольцо рук на случай, если я сначала решу бить, а потом уже разбираться, и негромко делится своими соображениями: – они на тебя поглазеть приехали, походу Валерка нас сдал.

 – Казнить, нельзя помиловать, – выдаю я с угрожающими интонациями и, когда парни синхронно отшагивают назад, замечаю знакомый затылок: – О, Филатов, радость моя! Иди-ка сюда. Заодно по «Кабриолету» отчитаешься.

– Меня и здесь неплохо кормят, – под нестройный мужской гогот Ванька цепляет с тарелки пирожок с капустой и, откусив приличный кусок, невнятно бормочет: – да хорошо все в «Кабриолете». Ну, почти. Только вот фен новый нужен.