Контракт с Господом (ЛП)

Бедный Юдель. Эти четыре квадратных метра почти с самого рождения составляли весь его мир. В тот вечер, когда он появился на свет, вся семья, включая Йору, была в больнице. Никто из них так и не вернулся в роскошный особняк на Ринштрассе.

Это случилось 9 ноября 1938 года - в тот день, который позже войдет в историю под именем Хрустальной ночи, или Ночи разбитых витрин. Дед и бабушка Юделя стали одними из первых жертв этого страшного погрома. Роскошный особняк на Ринштрассе сгорел дотла, как и стоявшая по соседству синагога, пока пожарные выпивали и посмеивались.

Единственным имуществом, которое Коэнам удалось спасти, была кое-какая одежда, да еще таинственный сверток, который отец Юделя взял с собой в больницу, чтобы провести над новорожденным некий обряд. Йора так и не узнала, что там было, поскольку господин Коэн настоял, чтобы все покинули больничную палату на время обряда, в том числе и едва держащаяся на ногах Одиле.

Оставшись почти без денег, Йозеф не решился, а, может, просто не мог покинуть страну. Как и многие в те времена, он считал, что буря скоро уляжется, и стал искать для семьи убежище у австрийских друзей-католиков. Не забыл он и о Йоре, и это, в свою очередь, повзрослевшая фройляйн Мейер тоже не забыла. Но лишь немногие друзья решились противостоять охватившему оккупированную Австрию страху. Собственно, помог им лишь один, старый судья Рат, хотя это стоило ему жизни. Он спрятал их в своем доме, в одной из комнат, собственноручно выстроив кирпичную стену и оставив в ней узкий лаз вместо двери. Вход закрывал низкий книжный шкаф.

Они втиснулись в этот склеп декабрьской ночью 1939 года, решив, что война продлится всего несколько недель. Спать всем одновременно было невозможно из-за недостатка места. Все их пожитки составляли масляная лампа и ведро, пищу и воздух они получали лишь в час ночи, через два часа после того, как служанка судьи покидала дом. Так что в половине первого судья начинал медленно отодвигать шкаф. Из-за его преклонных лет это занимало почти полчаса, с многочисленными передышками, и наконец он сдвигал шкаф достаточно, чтобы все могли выйти.

Судья Рат и сам был пленником обстоятельств. Он прекрасно знал, что муж служанки - член нацистской партии. На те несколько дней, в течение которых он строил убежище для Коэнов, он дал ей отпуск и отправил в Зальцбург, а по возвращении заявил, что поменял систему газоснабжения. Он не осмеливался уволить служанку, это дало бы повод для слухов. Он не решался и покупать много продуктов, а с тех пор, как ввели карточки, с каждым разом становилось всё сложнее прокормить пятерых. Йора ему сочувствовала, потому что судья продал все свои ценности, чтобы снабдить их мясом и картошкой с черного рынка, которые он тайно хранил на чердаке. Ночью, когда они выходили, как босые и безмолвные призраки, он спускался с чердака с едой.

Коэны не решались покидать убежище больше, чем на несколько часов. Пока Йора мыла детей и следила, чтобы они немного размялись, Йозеф и Одиле вели тихие беседы с судьей. Целыми днями они не смели произнести ни единого слова, боялись даже шелохнуться. Дни проходили один за другим в состоянии полусна; Йоре это казалось настоящей пыткой - до тех пор, пока она не услышала о концлагерях в Треблинке, Дахау и Освенциме, по сравнению с которыми собственная жизнь начала казаться вполне сносной. Самые простые вещи стали теперь настоящей проблемой. В новых условиях оказалось необычайно сложно достать воды, справить естественные надобности или поменять подгузники Юделю. Йора не уставала удивляться стойкости и мужеству Одиле Коэн, которая разработала сложную знаковую систему, при помощи которой вела долгие и ожесточенные споры с мужем.

В этом безмолвии прошли три года. Юдель научился произносить не больше четырех или пяти слов. Хорошо хоть, характер у него был спокойным. Он редко плакал, предпочитая лежать на руках Йоры, а не в материнских, хотя Одиле это, похоже, не особо волновало. Она смотрела только на Элана, который больше всех страдал от заточения. Когда в ноябре 1938 года разразились погромы, он был непоседливым и избалованным пятилетним мальчиком. Теперь, проведя в заточении более тысячи дней, он выглядел потерянным и даже слегка пришибленным. Он всегда старался последним войти в убежище, когда наставала пора возвращаться. Много раз он отказывался входить, вцепляясь в стену. В таких случаях к брату подходил Юдель и брал его за руку, подбадривая отважиться на очередную жертву - провести несколько бесконечных часов в темноте.

И вот неделю назад Элан не выдержал. Когда вся семья вернулась в убежище, он выскользнул за дверь. Скрюченные пальцы судьи ухватили было его за рубашку, пытаясь остановить, но мальчишка вырвался и пустился бежать. Йозеф бросился за ним, но, когда он выскочил на улицу, Элана и след простыл.