В тот день Ирка долго перечисляла Натальины грехи. И высокомерна, и эгоистична, и других людей замечать не хочет. «Витает в своих цветных облаках», которые ей все нормальное в жизни заменяют. А то, что вся в долгах, как в шелках, так ее это не колышет. Ведь фактически за счет тетки живет. Хорошо ли все сбережения старой женщины профукивать?
Наталья сначала пыталась возражать, спорить, доказывала, что деньги тетке отдаст, все до копеечки, как только куда-нибудь устроится. Но потом поняла, что подруге надо высказаться, потому что накопилось и переполняет. А потому Наталья подперла лицо рукой и стала покорно слушать ее монолог.
А та несла ее на чем свет стоит. Вот, скажем, с работой у Натальи проблемы, но почему? Да потому, прежде всего, что она запуталась в мужиках! Гордыня ей не дает и личную жизнь наладить. Любая другая давно бы устроилась с комфортом. Вот сошлась бы с таким, например, как этот самый Анатолий Гаврилович. Но нам, видите ли, никто не годится, все недостаточно хороши! Это, если хочешь знать, просто комплекс принцессы. Тьфу! Смотреть противно, как избаловалась. Мужики вокруг вьются, как мотыльки вокруг огня. А она их вроде даже не замечает. Или она думает, всегда так будет? Нет, голубушка, не так и долго тебе блистать осталось, уходят золотые годы! Вон какой уже вечер Наталье кто-то серенады под окном поет, а она только плечами пожимает. Ей даже неинтересно, кто этим занимается. Да любая другая выскочила бы немедленно во двор, а этой — лень. Вернее, еще хуже, чем лень. Просто даже не любопытно! И это, если хочешь знать, дорогая подруга, ненормально — такое отсутствие обычного женского любопытства. Или — вот эти конфеты, растут горой, мы их даже есть не успеваем. А кто эти букетики скромные, трогательные из лесных да дворовых цветов у ее двери оставляет, она хоть выяснила? Ах нет, ну да, ей же безразлично. Зато всему подъезду не безразлично! Только об этом и судачат. Гадают, кто это: Ахметзян с пятого или Моторкин со второго. Потому что только эти двое еще в сексуально активном возрасте. Хотя оба женаты. А холостой только Алексеенко из шестой квартиры, но он ни к чему, кроме бутылки, интереса не проявляет. Еще есть Палым с пятого, но он — инвалид безногий, на костылях еле ходит, куда ему. У Елены Павловны с первого есть теория, что это кто-то посторонний, хотя если бы кто-то так регулярно ходил бы, то его непременно уже заметили бы. А Мария Сергеевна с четвертого грешит на Алексеенку — того, который в шестой квартире, хотя ему уже семьдесят.
— Неужели тебе ни капельки не любопытно? Тьфу!
Но, выговорившись, Ирка вдруг расплакалась, полезла целоваться и обниматься. Стала просить простить ее, дуру. Нервы, говорит, ни к черту. На работе завистники, Мишка пьет как лошадь в последнее время, всю получку пропивает, просто непонятно, что делать. Сдать его на лечение, что ли? Чтобы его, козла, зашили. Сын Лешка учиться не хочет. В магазинах с едой все хуже. В Москву надо за колбасой мотаться. А на это уже не хватает ни времени, ни сил, ни денег, а она уже не так молода…
Наташе стало как-то не по себе, может быть, даже стыдно чуть-чуть. Того, что она чужих проблем не замечает, живет своим художеством, и только от дураков машинально отбивается. Обняла подругу. Сказала:
— Ладно, извини, если я действительно… того, недостаточно внимательна. Мне ведь тоже, знаешь, несладко приходится. А тут еще все эти — уроды моральные. Думаешь, мне нужны их ухаживания?
— Ага! Вот видишь! А я счастлива была бы, если бы за мной кто-нибудь приударил — причем на трезвую голову, потому что алкаши эти надоели уже. Ах, если бы какой-нибудь Анатолий Гаврилович! Ух, я бы и закрутила! Жизнь-то одна, Наташка, и утекает она между пальцев, как песок! Не успеешь опомниться — и все, песенка спета.
Постепенно подруга успокоилась, Наташа вспомнила, что от кого-то из поклонников остался недопитый коньяк, они с Иркой выпили по рюмке, захмелели, пожалели друг друга. Наташа даже спела с подругой ее любимую песню: