«Контрреволюционер» Сталин. По ту сторону марксизма-ленинизма

Если я могу делать четыре нормы, а делаю одну, то это означает, что у меня на самом деле есть и свободное рабочее время, и средства производства, чтобы работать либо на себя, либо на дядю, либо ещё на кого-то. Но лично мне – никто не даст, а вот начальник цеха может такое производство обеспечить. Например, те же левые ящики для таких же левых лекарств, которые выкинут на рынок по более дорогой цене, потому что по «госцене» их нет, дефицит! Если, например, в поселке, в маленьком городе показали французский фильм в клубе, то девушка, видя на героине красивое платье, захочет иметь такое же. После того как она на своей швейной фабрике или в ателье, до 12 часов дня уже выполнила положенную норму по каким-то фуфайкам, их сдала, девушка может во вторую половину дня или вечером шить платья и себе, и подругам, попутно договориться с кем-то из технологов, из дизайнеров, чтобы они сделали лекала, выкройки и так далее. Если это работает с платьями, то точно так же это работает и с любыми крупными промышленными вещами, так можно было делать и «левые» автомобили на том же самом ВАЗе. Скажут, что охрана! Режимный объект! А охрана – не люди, что ли? Назначен начальник охраны, приходит к директору завода и всё решает за пару лишних машин в год для себя и зятя. На свою зарплату он одну машину купит через десять лет и то в очереди будет 3 года стоять за машиной! Понятно, что за этим следили КГБ и прочие службы, но с ними тоже можно договориться, но на более высоком уровне. Например, областные первые секретари были вне зоны досягаемости КГБ.

Естественно, таким образом, у нас делали и другие какие-то вещи, тоннами перемещали нигде неучтенную нефть, газ, зерно и так далее. А, кстати, были нормативы и по усушке и утруске, по бою и браку. И эти нормативы наоборот были завышены. Потери продукции в позднем СССР исчислялись циклопическими цифрами. Считалось, что это потому, что люди не относились к государственному, как к своему, бесхозяйственность процветала… Да нет! Большая часть «потерь и брака» была на бумаге. Как и потери от пожаров, наводнений и даже краж… Как в народном фильме Л. Гайдая «Операция Ы», с фиктивной кражей, «всё украдено до нас»…

Директора менялись между собой подпольной продукцией и сырьем, то есть совершали бартер. Существовала параллельная экономика. Если какой-то директор хочет не денег, а славы и должностей, хочет прослыть передовиком и получить звание Героя Социалистического Труда, то ещё какую-то часть времени он тратит на то, чтобы на 30 процентов увеличить выработку, а всё остальное время завод будет работать налево.

Таким образом, постепенно в 60-70-е годы у нас страна начинает покрываться этими «цехами». Появляются люди под названием «цеховики», директора, завмаги и завсклады, предприниматели, которые создают «левую» продукцию, с ними вместе снабженцы с солнечного юга, и фарцовщики и спекулянты – реализаторы всего этого «левака». Они находятся в «левой» экономике, которая у нас разрослась так, что в 1982-м году Андропов, который пришёл к власти, сказал, что «мы не знаем страны, в которой живём»[48]. А они действительно не знали страны, в которой живут. Кто у нас воротил этими огромными капиталами в каждом крупном городе? В Новокузнецке, где жил соавтор этой книги, на левом берегу, на Транспортной, были так называемые барахолки. Потом он переехал в Екатеринбург, где была знаменитая гигантская барахолка – Шувакиш, куда приезжала вся область и не только. Там продавались товары так называемого народного потребления: джинсы, какие-то майки, батники, туфли, которые все были сделаны в России, хотя на них было написано иное. Вот известные, к примеру, джинсы “Montana”. Не было и до сих пор нет в Америке бренда “Montana”. Эти джинсы на самом деле делались где-то в Восточной Германии, потом через Польшу или через Западную Украину уже поступали к нам. То есть и страны «социалистического лагеря», только в более легальных условиях и в больших масштабах, занимались параллельной экономикой…