Контрудар (Роман, повести, рассказы)

Было решение ревкома — дать повсеместные гудки к восстанию, как только отряды Красной гвардии со стороны Полтавы и со стороны Нежина приблизятся к Днепру. Но бесчинства заядлых гайдамаков и «вольных казаков» накалили обстановку. Особенно показали себя курени, битые под Крутами. Свою неудачу они вымещали на рабочих, на мирных гражданах. Одна искра могла тогда вызвать пожар. А тут целый курень, который несколько дней назад на митинге признал Ленина, признал Харьковское правительство, появился на территории Печерска с красными знаменами.

Стихийно возник митинг. После речей рабочие вместе с бывшими гайдамаками заняли боевые позиции и тут же отразили атаку «сечевиков».

Возглавить красную оборону Печерска революционный комитет поручил Силе Мищенко, бывшему штабс-капитану.

Красногвардейцы, хорошо знавшие свой район, сразу же послали подводы к оружейному складу, что у Лавры. Запаслись австрийскими винтовками, патронами к ним.

На следующий день мимо Дарницы шли спешно вызванные с фронта эшелоны усусов во главе с капитаном австрийской службы Романом Сушко. Были среди них и стрельцы сотника Чмолы. Усусов бросили на помощь запорожским куреням против «Арсенала». Чмолу с его «эвропейцами» поставили охранять Центральную раду.

С утра взялись за оружие Демиевка, Шулявка, Подол, а весь Киев забастовал. Если в дни боев со штабом Керенского не бастовали водопровод, городской транспорт, электростанция, пекарни, то теперь Стачечный комитет призвал к забастовке и к борьбе всех.

Вернувшийся к вечеру на слободку солдат-фронтовик, напротив, организовал с согласия товарищей и ночную выпечку. Перед рассветом по днепровскому льду явились представители восставших. Погрузили свежевыпеченный хлеб на розвальни, накрыли тулупом. Солдат, дав Назару шинель австрийца, велел и ему лезть в сани. Заметив колебания подмастерья, хромой нахмурил лицо и заговорил строго:

— Знай. Отныне я комиссар пекарни. Мой приказ — закон! И идти против закона никому не советую…

Потом, что-то вспомнив, солдат пошел в пристройку и вскоре вернулся, неся в руках бритву и мыло с помазком. Снял с головы Назара папаху и, не церемонясь, сбрил ему гайдамацкий чуб-оселедец.

Выталкивая Назара наружу, он сказал ему с какой-то сердечностью:

— Следующую выпечку, товарищ, придется везти тебе самому. Сейчас поедем вместе…

А парень, забравшись в розвальни, спрашивал себя: «Что это, измена?» И тут же отвечал: «Нет, не измена! Ведь везет хлеб вчерашний «вольный казак» вчерашним гайдамакам-матросам из полка имени гетмана Сагайдачного…»

В голове молодого хлебопека завертелась пестрая карусель. Куда там «Панораме Голгофы», которой он так восхищался, бегая с потным пятаком в руке на Владимирскую горку.

А вот зажатые в гневе кулачки нового пана чотаря. Прозвучали в ушах его обидные и незаслуженные слова. За что? За то, что он, не жалея сил, по чистой рабочей совести, не за плату, как все они, или за жирный паек, служил верой и правдой святому делу?

Потом, заслонив собой всю галдящую вереницу людей, возникла плотная фигура сероглазого, с помятым, как у боксера, носом штабс-капитана. Красу и гордость войска Центральной рады Силу Мусиевича Мищенко знал весь Киев. Весь — и красный, и желто-блакитный. А поди ж ты! Повернул оружие. Сын селянина из-под Киева, из небольшого села Иванькив, порвал с гайдамацтвом. Подумать только — сам Сила Мищенко! А он, Назар, кто? «Вольный казак», рядовой из рядовых! Атаман Мищенко повернул зброю. Он же, Назар, кругом безоружный, везет только хлеб. А хлеб — это не пулемет, не штык, не ручная граната…

До чего же складно все получилось — до крови дело не дошло. Спасибо хромому солдату: не встрял в ту шебутиловку. Под Крутами кровь лилась рекой. И на той, и на другой стороне…

Не без трудностей атаманы справились с восстанием на Демиевке. Не устояли против их лютого натиска и очевидного количественного превосходства Шулявка и Подол. А вот на Печерске, хотя туда были двинуты лучшие силы Центральной рады, дела обстояли сложнее.

Шесть дней и шесть ночей революционные рабочие и гайдамаки, перешедшие из лагеря патентованных пройдох в лагерь правды и справедливости, мужественно отражали атаки атаманских куреней. Завод «Арсенал» превратился в неприступную цитадель.

Защитники Печерска не давали пощады врагу и не ждали пощады себе. Упорство людей, поднявших знамя восстания, пришло к ним через ряд поколений от предков, закаленных в жестоких боях.

Осажденные, отражая короткими контратаками свирепые наскоки атаманских войск, мстили за разгром Советов, за расправы с товарищами, за злодейское убийство без суда и следствия любимца киевского пролетариата Леонида Пятакова.