Контрудар (Роман, повести, рассказы)

— Вы подумаете, что я кончал, как и все вы, десятилетку, а на худой конец — восьмилетку. Что учился я по мудрым хрестоматиям, по разновидным геометриям. По учебному кино, по башковитому магнитофону, как вас теперь учат. Ну да. Набирался я грамоты у дьячка за полдесятка яиц. Мои главные педагоги и профессора — подзатыльники. У меня и у пекаря Пешкова были одни учителя. Только он стал Максимом Горьким, а я как был Назар Турчан, так им и остался повек… Многие годы моим главным пропитанием был полевой борщ, а под голову пихал не подушку, а казацкое седло. И ничего… Я хоть внук и сын пекаря, да и сам пекарь, зато мое потомство… Спасибо нашей советской власти. Ясно? Ясно! Вот и подведем черту…

До того как подарить свою бандуру музею, Назар Гнатович являлся вместе с ней к слушателям. Он волновал молодежь не только темпераментным словом, но и звуками походного инструмента. Боевой ветеран исполнял старинные украинские песни, знал он и множество современных. Большим успехом пользовалась услышанная им на фронтовых дорогах Балкан песенка «Сын Джетысуя». Сложил ее один полковой снайпер, поэт-самоучка.

Мастер дни и ночи петь я,Тигра снять рукой неробкойИ волка крученой плетьюЗатравить лесистой тропкой.

Где ползком, а где навалом,Не хвальбой, не детским криком…Надо быть великим в малом.Но не малым быть в великом!И у ног моих в расцветеСолнца знойного, понурый,Вот он — лучший тигр на свете

В золотисто-черной шкуре.И таков закон — еще бы,Погибай же, если зверь ты.Раз любить, так уж до гроба,Ненавидеть, так до смерти.

А переписка… Замучила она письмоносцев. Особенно в праздники. Писали ему со всех сторон Советского Союза. Писал и он. Однажды по два-три письма на день гнал в Винницу. Там объявился один ветеран. Но то был лишь однофамилец хромого солдата-фронтовика, которого Назар усердно разыскивал много лет. И не зря…

За чаркой бренди

После вылазки к памятным местам бравый «богомолец» вернулся на Печерск. Нестор Недогон сразу же преподнес дорогому гостю традиционную казацкую чарку.

— С наградой, дорогой Назар! Честно скажу, опасался: обойдут Тертого Калача Ленинской медалью. А опасался, видать, зря. Когда мне ее вручали, подумал и о тебе, Назар…

Гость осушил посудинку, аппетитно крякнул. Вытер тыльной стороной ладони казацкие усы. Подняв высоко на лоб лохматые, до отказа посеребренные свирепые брови, он тронул рукой новенькую медаль и высказался:

— Нет, не обошли, вельмишановный Нестор Минович. Напротив. Выдали… А почему бы и нет? Воевал я, как и все наши люди, безотказно. К тому же давали награду за доблестный труд. Так возьмемте и прикинем, что мы с вами за всю жизнь проворочали. Взять хотя бы дневную норму — по два мешка муки на нос. За год это шесть сотен кулей. Три тысячи пудиков. И все собственными, вот этими безотказными руками, без конвейеров и автоматов. Три вагона. А за всю жизнь? Худо-бедно наберется их полторы сотни. Считайте, три полногрузочных эшелона. Шутка ли?

— Смотри на этого героя, Дуся! — повернулся хозяин к своей половине. — Что кибернетика подсчитает за час, наш Назар Гнатович определил в одну минуту…

— Наше дело трудиться, дело начальства — одобрять, — лукаво усмехнулся Назар. — А вот шо скажу, добрый у вас, Нестор Минович, коньячок. Бренди, будто сказали вы. Первый раз слышу. Видать, привозной. Восприму еще баночку за ваше здоровье и за здоровьечко Евдокии Федоровны. Бог троицу любит. Известно!

— А как приговаривали наши пекаря, Назар? Забыл? Так я напомню. «Первая чарка сушкой, вторая птушкой, а третья — сдобной пампушкой…»

— Можно и добавить: третий гудок — пароход отправляется…

Гость усмехнулся и опрокинул содержимое чарки в широко раскрытый рот. Крякнул от удовольствия, вытер усы.

— Это и есть натуральный ожог первой степени. Ничего не скажешь. А вот, признаюсь по правде, все же у нашей бабки Мотри бренди смачнее. Ее медовуха славится по всей Ворскле. Мне, как знаете, перевалило на восьмой червонец, а мои казачьи саквы принимают то Мотрино варево…

— Вот это уже зря, дорогой Назар Гнатович, — строго через тонкие невесомые «профессорские» очки посмотрела на гостя хозяйка. Достав из серванта чайный прибор, подала его Турчану. — Лучше я тебе налью чайку. — Ее мягкий, как у всех библиотечных работников, голос звучал не по годам молодо. Из-за природной сухощавости Евдокия Федоровна выглядела куда моложе своих немалых лет.

— Шо? — встрепенулся Назар, словно на него обрушился провод высоковольтной передачи. — Не такой уж я норовистый алкоголист…

Тут лукаво усмехнулся хозяин: