Контрудар (Роман, повести, рассказы)

Почти полгода назад, в конце мая, он заглянул в новый ботанический сад на бывшем Зверинце. Том Зверинце, где в 1918 году несколько дней полыхали фронтовые артиллерийские склады. Их потом подожгли и диверсанты пана Пилсудского, уже вынашивавшие планы захвата столицы Украины и создания государства «от можа до можа». Люди сплошным потоком шли в раскинувшийся на склонах Выдубецкого монастыря питомник сирени — сирингарий.

Покинув Гидропарк, Назар Гнатович направился в центр. С полчасика он провел на широких скамьях уютного подземелья станции метро «Крещатик». Затем вместе с плотной толпой поднялся на эскалаторе. В вестибюле у лотошниц купил парочку ватрушек. Хотя гость с Ворсклы и проголодался изрядно, но продукцию мастеров ресторана «Метро» он съел без всякого удовольствия. Куда тем заурядным ватрушкам до кондитерских штучек, которыми за четыре года до Отечественной войны угощал его в Киеве дорогой для него человек. И кто? Тот хромой солдат-фронтовик с простреленным подбородком, его «крестный батько». В то время он заправлял всеми столичными пекарнями и кондитерскими. Не шутка! А потом не стало слышно того крепкого большевика, которого он вырвал у Долбычки почти что из пасти прожорливых днепровских щук. Того видного героя Печерска и обеих слободок.

С Крещатика Назар Гнатович направил свои стопы к Советской площади. Он шел мимо площадки, где когда-то помещалась «Панорама Голгофы». Туда он не раз бегал тайком от матери с медным пятаком в потной руке.

В древнюю Софию, как всегда, шло множество иностранцев. Какой-то прохожий бросил реплику: «Это все интуристы. А есть и свинтуристы — падкие на всякое свинство…» Назар помнил: в былые времена такими же густыми толпами брели в Лавру обшарпанные богомольцы, странники, паломники.

Он и себя считал «богомольцем». Но не тем, кто ходит на поклон к богу и к его апостолам, а тем, кто тянется к святым для его памяти местам и к дорогим его сердцу революционным реликвиям.

Обгоняя зарубежных гостей, шли и шли к памятнику Богдану Хмельницкому с охапками свежих полевых цветов в руках построенные в парные цепочки нетерпеливые подростки.

«Да, а все же правда берет верх», — подумал ветеран, покидая шумную площадь у древней Софии, то памятное место, где горе-кандидат в гетманы Украины Симон Петлюра, картинно, по-наполеоновски заложив правую руку за борт куцего жупана, полвека назад провозгласил своим безусым «рыцарям»: «Я требую не славы, а борьбы!» Ту самую площадь, в центре которой, как и полвека назад, на грозном боевом коне, лицом к Москве, восседал гетман. Не перебежчик и азартный игрок Мазепа, ставивший на зеленое поле судьбы счастье миллионов, а мужественный и мудрый Хмельницкий, указавший верный и прямой путь народу на многие века…

Одну группу школьников Назар Турчан встретил под тенистыми каштанами на пятачке у станции метро «Арсенал». Он разговорился с юными экскурсантами и их учителями. Они прибыли на ярко-зеленом автобусике из деревни Иванькив, что под Киевом. Пионеры сообщили, что возложением полевых цветов к подножию постамента памятной горной пушчонки защитников «Арсенала» они аккуратно отмечают день рождения их славного земляка генерал-майора Силы Мусиевича Мищенко.

Уж кто-кто, а Сила Мищенко свое генеральство заслужил честно, размышлял почти вслух старый Назар. Потом и кровью. Что ж? Ну, поначалу оступился человек, склонился к самостийникам, а потом сообразил. Не та дорога… Так то ж не рядовой вояка, а командир полка. Да еще какого? Матросского!

Замолил свой грех, как говорил бывший фронтовик пекарь Гнат Турчан…

Так чего же казнить себя, утешал сам себя Назар, вспоминая выплывший из руин бывшей Предмостной слободки укоряющий палец: «А ты, ты, ты…»

Да, он нес службу в Печерском курене «вольных казаков», забавлял их полюбившейся всем бандурой, а вот в кровь не встрял. Нет, не встрял. Ничьей жизни не загубил. Зато деникинцев, махновцев, пилсудчиков, бандюг разных… И счет потерял… Что было, то было! Боевых наград, правда, с гражданской не принес. Так и высшее начальство кончало ее всего лишь с одним орденом. И то все юнцы бегали за награжденными стаями. Зато в эту войну он, Назар, заработал аж десять настоящих наград, десять звонких отличий. Среди них — три высших ордена.

После он вернулся к фамильной профессии. Совесть чиста!

Потянуло старого Назара и на Десятинную улицу. Еще мальцами бегали они туда с Горацием, чтобы с широкого парапета Андреевского собора, почти с птичьего полета, любоваться кипящим внизу Подолом, распростершейся словно на ладони Контрактовой площадью, пестрым Житним базаром, Нижним и Верхним валами, изумрудным широким Днепром и синеватой бесконечной заднепровской далью.

Как и в дни его молодости, на своем старом месте стояло ажурное, как бы невесомое, чудо зодчества, это изумительной красоты сооружение. Оно радовало глаз тонкостью и изяществом линий, мягким и гармоничным сочетанием трех колеров — белого, золотого, ультрамаринового. Колонны-карандашики, не утяжеляя общего контура величественного храма, подчеркивали воздушность его основных архитектурных композиций.