Концерт для баритона с оркестром

Вечером того же дня все бабочки до одной были мертвы, На шелковом дне ящика, после каждой из них осталась небольшая горка светлых семян-яичек. Дядя посоветовал запрятать их в какое-нибудь темное место, чтобы следующей весной червяки не вылупились раньше срока. Я смотрел на этих мертвых бабочек, на их дырявые гробы-коконы и никак не мог понять, о чем я в это время думаю, и почему-то вспомнил, как прошлым летом мы были в гостях у дядиных друзей в Пиршагах и я вечером пошел один погулять на берег моря. Я только успел дойти до берега, как сразу же стемнело. Я стоял на самом берегу черного ночного моря, ни луны не было видно, ми звезд, да и самого моря не было видно, такая вдруг темнота наступила. И в этой темноте был слышен только рокот волн. Мне тогда показалось, что нет вокруг и никогда больше не будет никого, кроме меня и этой страшной темноты. Я еще минуту постоял, а стоял я потому, что у меня не было сил сдвинуться с места, а потом я повернулся и бежал без передышки до самого дома. Я даже не вспомнил этот вечер, глядя на ящик со всем его содержимым, а испытывал то же самое, что тогда на берегу. Непонятный страх перед чем-то неведомым и ужасным.

- Ты чего молчишь? - спросил дядя и внимательно посмотрел на меня.

- А те, которые весной появятся, тоже превратятся в бабочек и тоже умрут? Тогда для чего же все это? - я понимал, что спрашиваю совсем не то, что собирался, но я не знал слов, какими надо спросить о том, что я чувствовал и хотел узнать на

самом деле.

- Как для чего? - улыбаясь сказал дядя. - Они сделали свое дело - оставили потомство. Благодаря этому и людям польза, шелк получают таким способом.

- Да я не о том, - мне очень хотелось уйти, но дядя остановил меня.

- О чем?

- Я не о пользе, - сказал я. - А зачем им это нужно? Вылупиться на один день из коконов, снести яички и тут же подохнуть? Какой им в этом смысл?

- А у них не спрашивают, нужно им или нет, - сказал дядя.- Уж так природа устроена.

- И люди так же? - спросил я. - Знают, что все равно умрут, рано или поздно, и все равно живут? Зачем? - Я сам почувствовал, что спрашиваю что-то не то, но других слов подобрать не мог. Как раз, когда я говорил это, на кухню вошла тетка, уставилась на меня, потом говорит:

- Да ты сперва проживи по-человечески...

- Погоди, погоди, - прервал ее дядя. - А ты молодец, нашел, с чем людей сравнивать! - Дядя улыбнулся, но я все равно почувствовал, что он обиделся за людей. С одной стороны, правильно, кому это понравится, что его с червями сравнивают, даже полезными для сельского хозяйства.

- Я совсем не то хотел спросить, - сказал я, чтобы как-то перевести разговор. - Просто мне стало жалко червя, который не свил себе кокона. Он ведь все-таки здорово ящик разукрасил!

- Ладно, - улыбнулся дядя. - Я. тоже против этого червя ничего не имею. Устраивает тебя это? Иди погуляй на свежий воздух, как-никак сегодня воскресенье.

Когда я уходил, они молчали - дядя и тетка, я их хоть и не видел, но знал, что еще долго после моего ухода они смотрели друг на друга озабоченным взглядом, и тетка вздыхала при этом. Одно мне только непонятно, кого она при этом больше всего жалеет - меня за то, что я такой глупый и противный, или дядю и себя за то, что им приходится все это терпеть?

Я поднялся на крышу, где меня уже ждал Адик, и мы начали запускать змея. Я с ним тоже поговорил об этих шелковичных: червях. Чувствую, что не надо, а удержаться не могу.

- Все то же самое, - сказал Адик. - Для этого и существуют мужчины и женщины...

Хорошо, что как раз в это время на крышу поднялся отец Адика. Я никогда в жизни больше не встречал взрослого, который любил бы запускать змеев. Мы никому не говорили, что змеев клеит нам он. Делал он их из специальной толстой непромокаемой бумаги. Нам с Адилем только и оставалось, что покрасить его и навесить хвост. Нам все завидовали, ни у кого, ни в школе, ни на улице, не было таких огромных змеев. Он мне говорит:

- Ты чего нос повесил?

- Что вы, - говорю, - у меня хорошее настроение.

- Сейчас еще лучше будет, - он отобрал у Адика змея, разбежался с ним по крыше и подбросил его над головой против ветра.

- Быстрее отматывай! - закричал он на меня, хотя я и без того изо всех сил сматывал с катушки шпагат. Змей поднимался все выше и выше, целых две катушки шпагата сожрал. Сперва он нырял, а потом перестал и застыл неподвижно. Мне показалось, что он долетел до бульвара и уже висит над морем, но отец Адика сказал, что это мне кажется, до моря двух катушек не хватит. Мы стояли на самом краю крыши, и весь город был под нами. Конец шпагата от змея держал я. Мне и на самом деле было очень весело, оттого что нам так удачно удалось запустить змея. Но я почему-то чувствовал, что и Адику, и его отцу, который стоял рядом с Адиком и придерживал его за плечо, все-таки гораздо веселее, чем мне.

Глава III