Концерт для баритона с оркестром

- Все идет по плану, - сказал Давуд Балаевич. - Вы мне поверьте! Возможно, на этом он закончил бы, если бы не Сеймур: Давуду Балаевичу показалось, что тот усмехнулся, - позже, в антракте, Сеймур утверждал, что это был нормальный грустный вздох. - Ничего смешного! - рассерженно сказал Давуд Балаевич. - Вы что думали, все сразу бросят дела и побегут на ваш концерт? Вас никто еще не знает. Вот если после пятого концерта в кассе останется хоть один билет, вот тогда я скажу: грош нам цена, и вам всем, и мне, старому дураку.

Он отошел за кулисы и сел рядом со мной. Ребята стояли на сцене перед закрытым занавесом, каждый на своем месте. Сеймур, не поднимая головы, обеими руками медленно и с усилием нажимая на клавиши, брал беззвучные аккорды, с того места за кулисами, где я стоял, трудно было разглядеть точно, какие ноты он берет, но я был уверен, что догадался верно, он без единого звука играл моцартовский "Реквием". Ребята смотрели на него. Ждали. Даже Давуд Балаевич почему-то повернулся к роялю, хотя объявляющий стоял рядом с ним, и тоже молча посмотрел на Сеймура.

Глыба поднял голову от клавиатуры, лицо у него было очень бледное, он с удивлением огляделся, как будто не сразу понял, как мы все здесь очутились, и спросил:

- Начали?- никто не ответил. - Начали! - сказал Сеймур и, как всегда, энергично кивнул головой.

Мы обедали в кафе на втором этаже "Ореанды". Ярко и вместе с тем нежарко светило солнце, ласково рокотало голубое море, гортанно кричали веселые белоснежные чайки, по гранитной набережной беззаботно прогуливалась нарядная толпа, а между столиками проворно сновали приветливые жизнерадостные официантки. Во главе единственного большого стола, созданного заведующей кафе, дважды побывавшей на нашем концерте, путем лишения суверенитета и слияния территории двух столиков, сидел Давуд Балаевич и вел с нами неторопливую изящную беседу на темы музыкального и кулинарного искусств. Все ели с аппетитом, сильно проголодавшись после растянувшейся на четыре часа утренней репетиции. И в это время пришел Валера. Он прошел мимо своего постоянного места за нашим столом и остановился перед Давудом Балаевичем. Тот прервал беседу и посмотрел на Валеру, потом вытер губы салфеткой и посмотрел на безмолвного Валеру еще раз и уже не сводил с него взгляда.

- Аншлаг, - в наступившей за столом тишине негромко объявил Валера.

- Золотко, - окликнул официантку Давуд Балаевич. - Золотко! - Его дрогнувший голос со второй попытки восстановил присущий ему тембр. Пожалуйста, коньяк. Стакан, конечно, - слегка раздраженно добавил он, потом занялся Валерой: - Мог бы сразу сказать! А то стал... Ну, что я говорил?!

- Вы говорили о пятом концерте, а первый аншлаг на седьмом вывешен.

- Дай бог мне всегда так сильно ошибаться, - сказал Валере Давуд Балаевич, бережно принимая из рук официантки стакан. - По такому случаю я обязан выпить, - ни к кому, собственно, не обращаясь, негромко пробормотал он, мне послышалась в его тоне легкая извиняющаяся интонация, я вспомнил при этом, что выпивающим вижу его впервые. - Ребята! - сказал он. - Я вас поздравляю. У нас сегодня хороший день. - Он не поморщившись выпил коньяк, пил медленно, от этого зрелища у меня мурашки по коже забегали, поставил пустой стакан и, не закусив, ровным голосам продолжил: - Все будет хорошо, все будет нормально, лишь бы... Всю жизнь неожиданностей боялся.

После обеда мы пошли побродить по набережной. Нам это не казалось - мы часто ловили на себе любопытные взгляды прохожих, в Ялте нас начали узнавать.

- Он начал за собой следить, - сказал Адиль, глядя на сидящего на скамейке у парапета Давуда Балаевича. Он и впрямь выглядел неплохо - в модном сером костюме, коричневых туфлях и легкой широкополой шляпе. Нас удивляла его энергия, он просыпался раньше всех, успевал до того, как мы проснемся, сходить в управление, до которого от гостиницы было минут пятнадцать ходьбы, непременно присутствовал па всех репетициях и даже умудрялся забежать к нам в номер, послушать как я распеваюсь. Сегодня утром он сказал мне, что хочет познакомить меня с кг^ким-то Николаем Федоровичем, его сокурсником по Ленинградской консерватории, Давуду Балаевп-чу хотелось, чтобы он меня послушал.

- От этого может быть для тебя только польза! - важно сказал Давуд Балаевич, я был единственный член нашего коллектива, с которым он разговаривал на "ты". - Николай Федорович прекрасно разбирается во всем. Очень влиятельный человек.

ДО его скамейки нам оставалось пройти еще несколько шагов, когда Давуд Балаевич встал. К нему подошли двое знакомых - женщина и мужчина. До нас очень ясно доносились их голоса.

- О-о! - сказал Давуд Балаевич. - Какая встреча! Рад вас видеть!