Концерт Патриции Каас. Отрывки

Свиридов пел негромко, вполголоса, но так проникновенно, что Тоня перевернулась на спину и протянула ему руки …

В квартире Иванищевой в Сколково раздались три слитных удара стеклянной пробкой о край графина, и через пару минут из двери спальни вышел Умаров, запахивая халат.

– Излагай! – спокойно сказал он Свиридову.

– Учитель! Я понял причину припадков у Тони! Это угрызения совести от того, что она не может иметь детей. Не может ощутить тяжесть новорожденного, почувствовать его пальчики и губы на своей налитой молоком груди …

– Постоянная внутренняя связь психологической установки и сознания. Я эту связь разрушил у нее в сознании, но … Как вы считаете, Учитель, правильно ли я сделал? Не может это навредить Тоне?

Из двери за Умаровым вышла Иванищева, завернутая в простыню.

– Толя, руки прочь от моего … от моего … от моего мужчины!

Каждую неделю Тоня Свиридова отправлялась к отцу Исидору – иногда одна, иногда с Гришей или Улей.

– Тонечка, ты когда с отцу Исидору сбираешься? Твоя хозяйственная сумка уже ожидает тебя у меня под столом.

Тоня брала Гришину «восьмерку» и ехала в колхоз.

Машину она останавливала на площади между рынком и новым зданием Универмага и дальше шла пешком.

Отец Исидор встречал ее привычным «Будь здрава, дщерь моя!», а Тоня так же привычно просила отца Исидора принять добровольные пожертвования на церковь.

И пачки денег из хозяйственной сумки Тони перекочевывали в тумбочку отца Исидора, а потом превращались в какие либо полезные вещи в церкви – обновленную кровлю, новую проводку, укрепленные ступени или отсыпанную и прикатанную дорогу к церкви …

Свиридов выделял деньги на нужды церкви и ежемесячно фиксировал это суммы в своей общей тетради в «кладовочке» – эти суммы менялись в зависимости от нужд церкви.

Тоня на обратном пути обязательно заходила на рынок и в Универмаг, и без покупки никогда не уезжала. И еще без разговоров – местные ее хорошо знали и всегда находился желающий с ней побеседовать …

– Олежек, выслушай меня …

– Что-то случилось? Почему ты дрожишь, милая?

Катя Бганцева дрожала крупной дрожью и не могла успокоиться.

– Выслушай меня … пожалуйста …

Олег хотел обнять Катеньку за плечи.

– Олежек, не надо! Выслушай меня … Мне страшно … я не могу понять, почему …

– В любом случае не дрожи. И успокойся. Я внимательно слушаю тебя.

– Пожалуйста спокойно выслушай … мне страшно … но я больше не могу …

– Или успокойся … или помолчи …

Олег очень осторожно прикоснулся к сознанию девушки. И почувствовал смятение и обрывки воспоминаний – как ее похитили какие-то отморозки, как ее выручил Свиридов, как общительный молодой человек катал ее на лошади, а потом они купали лошадей и она без смущения раздевалась перед ним, а это был Гриша … А потом Олег, Олежек, Олеженька …

– Если ты будешь так дрожать, то я ничего не пойму. Успокойся. Ты только помни, что я тебя люблю.

Девушка перестала дрожать, но залилась слезами.

И сквозь слезы стала рассказывать Олегу про свое похищение, о котором ей не советовали даже вспоминать, про дядю Толю, про Гришу и про лошадей на озере …

И Олег старался успокаивать ее, и внимательно слушал вздрагивающий голос плачущей девушки, которая для него так много значило.

И Катя понемногу успокаивалась, и даже начинала удивляться своему страху.

Кого она испугалась? Своего Олега, Олежку, Олеженьку, которого она любила и которому безгранично доверяла? Что на нее накатило?

– Анатолий Иванович, у вас как я слышал был проект с Вадимом Тумановым? И как?

– Да, команда Туманова построила у нас новую взлетно-посадочную полосу. Работали нормально, без эксцессов.

– Что за человек Вадим Иванович?

– Человек много переживший, но не озлобившийся. Энергичный, деятельный, талантливый руководитель.

– Имеет ли смысл привлечь его к делу?

Ресторан Курана назывался «На берегу Куры» и внешне выглядел очень скромно.

Скромная вывеска, не бросающаяся в глаза, окна-витрины с горными пейзажами (производства Гриши Свиридова, о чем Куран даже не знал), стильная деревянная дверь с надписью «Добро пожаловать!».

Рядом с этой дверью была дверь на верхние этажи с двумя очень скромными надписями: «Юридическая помощь. Недорого!» и «Недвижимость для всех».

Свиридов появлялся в ресторане очень редко, чаще всего тогда, когда его вызывал Куран.

Куран, или Игнат Семенович Куранов, разительно изменился, довольно умело управлял рестораном, дисциплинированно отчитывался перед Свиридовым о доходах и расходах и без нужды его не дергал.

Сегодня Свиридов материализовался в предбаннике пожарной лестницы и вошел в зал в виде «юриста» в модном бежевом костюме, модных громадных роговых темных очках и с темным париком с короткими волосами цвета темной меди.

И увидел за столиком в зале Галину Борисовну и Чулпан Наилевну – они сидели и обедали. Чулпан подняла глаза, повела взглядом по залу и чуть заметно вздрогнула – в импозантном мужчине она своим артистическим глазом узнала … Свиридова?

Свиридов неприметным движением поднес палец к губам и прошел к своему столику – этот директорский столик помещался сбоку, у стены, и там его ждал Куран.